Жена подозревала, что Фаусто Серафини хочет убить ее и нашего сына. Я опешил от таких откровений и велел супруге выметаться вон, а также подлечить свой расшатанный рассудок.
Однако же, спустя часы раздумий, сомнения расцвели в моей душе с необыкновенной силой. Гнев сменился чувством стыда, ведь я горячо любил эту женщину. Она разделила со мной великое горе и вместе, мы молча принимали на себя удары судьбы. Как я мог быть столь неблагодарен по отношению к ней?
Читать о том, что у магистра была семья, казалось эльфу странным. В его воспоминаниях Данариус почти всегда был беспощадным. Могущественным. Таким, словно выточен из самого камня.
Что же произошло в те дни? Почему он пишет обо всем этом так, словно случилось непоправимое? Фенрис подумал, что ни разу не видел жену мага, в те дни, когда был его телохранителем. Это навело на простой вывод: её не стало… По какой-то причине. Убили или умерла? А может быть, наложила на себя руки? Эльф отвлекся, накрывая Мариан одеялом. Она постоянно сбрасывала его, но в комнате становилось все холоднее. Перед рассветом с моря дул промозглый сырой ветер.
Мне не сиделось на месте, и я решил принести извинения. Однако по дороге в наши покои, вдруг почувствовал явственный след магии, ведущий из башни моего сына. Это насторожило, я отвлекся от своей первоначальной цели и двинулся на поиски Силиуса.
В его комнате гулял сквозняк. Он играл с занавесками настежь распахнутых окон. Вещи лежали в привычном беспорядке, а личный слуга Силиуса спал в кресле сном младенца.
Однако я сразу заметил, что здесь не так. Простейшее, но весьма действенное усыпляющее заклинание….
Через секунду мои опасения подтвердились – печать колдовства, оставленная на слуге, указывала на авторство моего сына. Но он не покидал башни в ночное время, более того, я никогда не видел, чтобы он применял магию! А в том, что след в истончившейся Завесе принадлежал ему, не было ни малейшего сомнения. Мне казалось, даже несмотря на все наши разногласия, я воспринимал его боль, как свою собственную. Ведь я был его отцом! Когда ритуалы не облегчали страдания, я считал удары его сердца, сутками проводя возле постели, пренебрегая едой и сном.
Я знал своего сына. Мою плоть и кровь.
Но тогда даже не подозревал, сколь великая пропасть уже появилась между нами…
Силиус старался скрыть следы магии, но, в силу опытности, мне не составило труда определить направление, которое он избрал для своей тайной ночной прогулки. Зная, что если обнаружу себя, навлеку на наши отношения еще больше бед, я ничем не выдавал собственного присутствия, тихонько следуя за ним.
Сын направлялся к Казармам. Ночью было тихо, и мне пришлось маскировать шаги даже от собственной стражи. К моей великой гордости, Силиус двигался столь же бесшумно и умело, сколь и я сам!
О боги, как я хотел в тот момент обнять его и сказать, что весьма горжусь тем, что он мой сын! Мой мальчик, превозмогая болезнь, воспитал в себе мужество и овладевал искусством магии без моего ведома! Подумать только, ведь ему не потребовались учителя, чтобы освоить азы. Он не выдал своего дара, и это даже ускользнуло от моих глаз.
Я остановился неподалеку от изгороди, увитой диким виноградом. Силиус без особого труда пролез между прутьями, – мне же пришлось стоять по ту сторону, вовсю напрягая слух и зрение.
И то, что открылось глазам – испугало меня.
Мой сын целенаправленно шел к тому самому эльфу! Демоны Тени, он шел к Лито!
Я стоял, замерев на месте, и чувствуя, как на лбу появились капельки пота. Эта странная магия, древняя, эльфийская магия – она отличалась от нашей, и как будто дремала в нем.
Шептала мне, чтобы я не прикасался, словно… защищала его?
Лито с недоверием смотрел на моего мальчика. Признаться честно – в ту секунду я был готов покинуть свое укрытие и наброситься на него, чтобы, в случае чего, защитить сына.
Но такого случая не представилось. Древняя магия испарилась в воздухе, вместе с его страхом. Этот эльф вел себя дерзко, задавал вопросы, на которые мой сын смиренно отвечал.
Я жалел, что попытки воспитать в Силиусе должное отношение к рабам, не увенчались успехом. Он был учтив с эльфом, словно говорил в эту минуту с каким-нибудь знатным вельможей!
Я не заметил, как онемели костяшки пальцев – так сильно сжал руки в кулаки, наблюдая за этой сценой.
— Я могу приходить к тебе, чтобы поговорить? — слова сына отозвались в моем мозгу словно колоколом.
Силиус, мальчик мой, неужели ты знал то же, что было известно мне? Ради богов, как – среди тысяч моих рабов ты отыскал именно этого? Ведомый размышлениями, я проводил сына до самой башни. Лишь увидев, как наверху зажглась свеча, я позволил себе расслабиться.
К жене я так и не сходил, о чем и по сей день страшно сожалею. Мне никогда не снискать прощения за свои грехи.
Я решил, что предпринимать что-либо слишком рано, но на следующее же утро сын обескуражил меня, прислав слугу с письмом прямо в лабораторию. Силиус обращался ко мне, впервые за столько времени молчания! Мой ребенок хотел присутствовать на следующих боях на Арене!