Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

Все дела вновь передаются в Ревтрибунал, и репрессивная практика практически полностью прекращается. Ревтрибунал, несмотря на грозное название, оказался в общем и целом гуманным по отношению к обществу органом правосудия. Реально всеми делами в нем заведовали двое – 44-летний портной Иван Щукин и 25-летний Вениамин Алексеенко. Щукин был большевиком с начальным образованием, Алексеенко – сочувствующим, из числа студентов Казанского университета. Компанию им составляли две 18-летние девушки, взявшие на себя документооборот, а также двое курьеров и делопроизводитель[1271].

Статистика губернского военного трибунала, 1919 (январь-ноябрь)[1272]

К 1 декабря не было рассмотрено еще 75 дел. Но статистика показательна. Из примерно 560 человек, чьи дела за год были рассмотрены Трибуналом, в 14 случаях были приняты решения о расстрелах, и в 67 – о лишении свободы. Причем Трибунал рассматривал серьезные дела – по обвинению в контрреволюции, шпионаже, бегстве с казенными деньгами и т. п.

Перемены в компартии

В мае покидает свой пост секретарь губкома РКП(б) Надежда Колесникова. Она устраивается на мирную работу по внешкольному образованию в центральном Наркомпросе. К этому времени распад краевой организации РКП(б) достиг такой глубины, что функции губернского комитета партии поручили горкому. Председателем горкома РКП(б) стал 30-летний Иосиф Лазьян, тоже представитель «бакинской партии». Лазьян был редактором газеты «Красный воин», все его мысли были поглощены скорейшим возвращением в Закавказье, и в местную партийную жизнь он глубоко погружаться не стал, что давало астраханцам возможность начать восстанавливать свои позиции.

В конце августа – крайне неудобное для агитации время ввиду жары и сельхозработ – Лазьян объявил «неделю компартии». Была проведена серия митингов с целью мобилизовать в РКП(б) новых членов. В Астрахани удалось привлечь в ряды коммунистов 400 человек, а в селах результаты оказались невыразительны. Но интересен состав ораторов. Кроме Куйбышева, Кирова и Лазьяна, все остальные были астраханцами, причем теми, кого бакинцы еще недавно пытались вытеснить на обочину политической жизни: речь идет о Трофимове, Непряхине, Липатове, Дайковском и вступившем в РКП(б) Бакрадзе.

Отчасти ослабление бакинской группы было связано с тем, что Центр безжалостно перебрасывал их на другие участки работы. Осенью в Вольск для преподавания на пулеметных курсах перевели начальника отдела финансов Вартаньяна[1273]. Начальника отдела здравоохранения Исрафильбекова мобилизовали врачом в мусульманские части, сражавшиеся в Башкирии и Туркестане[1274]. Наконец, Лазьяна отправили в распоряжение Астраханских пехотных курсов[1275].

Киргизская орда

Весьма своеобразно происходила организация советской власти в Букеевской орде.

Сегодня эта территория входит большей частью в состав Казахстана, а на тот период представляла собой окраинную восточную полосу пустынь Астраханской губернии. Хотя в 1917 году Букеевская орда формально была отделена от Астрахани, фактически она оставалась в оперативном подчинении астраханских властей.

Орда представляла собой несколько десятков кочевых племен. Единственным постоянным поселением на ее территории была Ханская ставка – небольшое унылое поселение в оазисе близ огромного солончака Саки, в котором проживала пара тысяч человек.

Орда была разделена на 7 округов и 105 волостей. Северные территории были крайне бедными даже по местным меркам, а на юге дополнительным источником доходов служили рыболовство и соледобыча. Доля грамотных не превышала 3 %, в том числе русской грамотой владел лишь один человек из ста. О степени цивилизованности мест говорят отчеты врачей, исследовавших в начале XX века очередную эпидемию чумы и отмечавших, что население повсеместно распределяло одежду и постель зачумленных между собой.

Местная феодальная элита восприняла две петроградские революции как шанс получить больше возможностей. Еще весной 1917 года беки и баи надели красные банты, а после победы большевиков принялись создавать «Советы». Вполне естественно, что забитое и неграмотное население избирало в Советы заслуженных людей из числа крупных латифундистов и скотовладельцев.

На этом фоне всеми красками расцвели проходимцы и авантюристы, самым колоритным из которых стал Мухамедьяр Тунганчин.

30-летний Тунчанчин был потомком Букей-хана и в силу происхождения вполне неплохо устроился еще при царском режиме. Он служил переводчиком в Тургайском правлении и испытал определенные сложности после революции из-за обвинений в сотрудничестве с жандармским управлением. В 1918 году Тунчанчин вступает в большевистскую партию и предлагает свои услуги в «установлении советской власти» в Букеевской орде. Ни одного большевика на всю огромную территорию Орды в это время не было, и ленинцам выбирать особо не приходилось.