Астрология и мифология

1. Объединяющая функция планеты Марс привносит в религию единобожие: объединяя всех богов в образе одного. Эго предполагает, что не бог растворён в универсуме (этот взгляд соответствует архетипу Солнца и пантеистическому мировосприятию, непосредственно предшествующему идее единого Бога), а универсум существует в Боге (представление, отражённое уже египетским агнцем-Амоном). Такое представление смыкает знак Овна с образами архетипа Рыб — единством, существующим вне мира, которое можно представить в образе яйца, являющегося смешением бытия и небытия. Но в этом смешении присутствует огненный зародыш новой жизни, подобный индийскому Хираньягарбхе, предстающий не только как её непосредственный источник, но и как начало, объединяющее всю материальную жизнь в её проявленном виде. Этот принцип единобожия в динамике проявляет христианский догмат Троицы и, более категорично, утверждение мусульманства "Нет бога, кроме Аллаха".

2. Из архетипического идеала героя, добивающегося первенства своими подвигами, вытекает доведенное до логического завершения понимание единства его природных и человеческих=божественных свойств. В христианстве оно связано с догматом боговоплощения и с "неслиянным и нераздельным" единством божественной и человеческой природы Христа. В марсианских образах непобедимых воителей и идеальных вождей мы тоже видели их двойственную природу: хтоническую и одновременно разумную, где "нераздельность" воплощалась в преданности стихии, откуда всё берет свой исток, а "неслиянность" — в доминанте разума, членящего мир на части. Можно добавить, что в эзотерике христианства — алхимии — философский камень тоже вершит изменением и соединением в человеке противоположных природ.

В мусульманстве двуприродность личного Абсолюта нашла отражение в биографии Мухаммеда, до поры до времени не знавшего, что он пророк; а также в мифе о дьяволе Иблисе, который был изгнан из рая за отказ поклониться человеку, когда перед ним склонились все ангелы (наделённые лишь одной, божественной природой).

3. Свержение воином-Марсом жреца-Юпитера с его пьедестала проявляется в отрицании исламом культа святых, выступающих в роли земных проводников воли Бога: посредники между человеком и Богом более оказались не нужны. В гороскопе рождества Христова, от которого мы отсчитываем начало нашей эры, Марс находится в оппозиции с Юпитером. И подобно воителям-марсианцам, Христос и Мухаммед изначально противопоставлены общественному юпитерианскому порядку, о чём говорят неблагоприятные условия рождения, жизни и смерти Христа и начала жизни Мухаммеда. Также оба они являются идеальными вождями, и в этом смысле Христос — "царь иудейский", а Мухаммед — основатель царской династии.

4. Подобно тому, как достижение совершенства мифических героев предполагает некоторый путь, изначальная праведность природы Христа (непорочное зачатие) и мусульманское высокое понятие о человеке не исключают их преображения из земных образов в идеальные (явление преображения Христа двум своим ученикам или очищение ангелами Мухаммеда от скверны). Момент распятия и воскресения Христа, не воспринятый исламом, возвращает нас к домарсианскому образу нисхождения в подземный мир, как служения космическому порядку (архетип Девы). Бог-пастух древнее и более связан с природными циклами, чем бог-воин, образующий прорыв в установленном бытии, — и по последнему различию мы можем противопоставить пастыря Христа воителю Мухаммеду.

5. Рождение Христа и Мухаммеда после зимнего солнцестояния, в период максимального приближения Солнца к Земле, соответствует экзальтации Марса в Козероге, знаке земной истории. Перед реальностью "я" предопределение колеблется, и будущее Христа и Мухаммеда нельзя назвать абсолютно предопределённым (моление о чаше), что отражает падение Сатурна в Овне — знаке, в котором смерть уступает жизни. Но только когда личное "я" совершает выбор в пользу необходимости (согласно тому, что Марс в Козероге экзальтируется), оно может создать собственную историю, воплощая надвременное. И тогда значимость событий может выводиться из их исторического существования. Христианство и ислам историчны, и это выделяет их из мифологии.

В мифологии символ и образ едины: и образы богов полностью архетипичны. В эпосе и новых религиях, где фактический подход противопоставлен символическом}', происходит конкретизация и уход от первичного образносмыслового единства, при этом количество образов резко возрастает. Эти черты хорошо заметны в Библии, которую, если абстрагироваться от приписываемого ей сакрального значения, можно назвать национальным эпосом еврейского народа. И здесь яркие характеры действующих лиц несомненно смыкаются с образами, которые сформировались на древнейших этапах мировых мифологий и потому вписываются в общую схему мифологических понятий. Анализ библейских и последующих христианских образов дополняет наши представления об архетипах современным пониманием мифологических идей.