Асыл

— Правильно сделали, что отдали меркуловских коней тургайским повстанцам. Эти кони, как и всё богатство Меркулова, нажиты нечестным трудом. — Вихрев сделал рукой выразительный жест. — То, что взято у народа, должно принадлежать ему, — точно отрубил он. — Повстанцы Тургая борются за наше общее дело, и мы должны им помочь.

Каждое слово Вихрева глубоко западало в душу Димы, да он и сам чувствовал, что дедушка Рустем, Газез поступили правильно, передав лошадей повстанцам.

Теперь одна только забота о Кара-Торгое. Что скажет дядя Коля? Неужели придётся вернуть коня Меркулову. Дима озабоченными глазами стал следить за шагавшим по комнате Вихревым.

— Кара-Торгой будет наш. Это я беру на себя, — заявил Вихрев.

— Спасибо, дядя Коля, — подбежав к Николаю Петровичу, Дима припал головой к его груди. — Спасибо, я так люблю Кара-Торгоя.

Вихрев привлёк мальчика к себе.

— Ничего, Дима. Это, так сказать, пролетарская помощь, — улыбнулся он.

Мальчик непонимающими глазами посмотрел на Николая Петровича.

— А что такое пролетарская? — спросил он неуверенно.

— Идите-ка лучше спать, — послышался голос Аграфены Карповны. — У вас теперь разговоров хватит до полночи, — шутливо заметила она, убирая посуду.

— Правильно, Карповна, — отозвался Вихрев, — пора нам с Димой спать. Пошли, дружок.

Николай Петрович и Дима вышли в маленькую горенку.

— Ты всё-таки расскажи мне, дядя Коля, что такое пролетарии, — укладываясь на сундук, попросил Дима наборщика.

— Пролетарии — это мы с тобой, Дима. Например, я работаю в типографии Грязнова, а ты батрачишь у Меркулова. Наши хозяева не работают, а имеют земли, дома, скот, деньги, потому что у них власть. Они буржуи, а мы с тобой пролетарии, работаем, а ничего, кроме своих рук, не имеем. Вот так, Дима. Однако нам пора спать.

Мальчик неохотно стал укладываться в постель.

— Погоди-ко, — Дима встрепенулся от новой мысли. — А тётя Аграфена Карповна буржуйка или пролетарка? Нет, похоже серёдка на половину, — решил он и, плотнее завернувшись в одеяло, уснул.

Утром он направился к своему хозяину.

Узнав о том, что лошади у повстанцев, Савва грубо выругался и, открыв дверь, показал на улицу.

— На глаза мне не показывайся, мошенник! — распаляясь, кричал он на стоявшего у забора мальчика. — Отдал коней бунтовщикам, не уберёг хозяйское добро, теперь проваливай к чертям! А этот Газез мне ещё попадётся на глаза, — сердито продолжал Савва.

— Газез здесь ни при чём, — угрюмо возразил Дима.

— Молчать! — Савва стал искать глазами кнут.

— Вот как огрею, тогда другое запоёшь, — пригрозил он подростку.

— Хапуга! Толстый боров! — крикнул Дима в лицо Меркулову и бросился бежать.

Через час Дима был у калитки незнакомого домика. На стук долго не отвечали. Затем через забор выглянула чья-то голова в ушанке, и мужской голос спросил:

— Что тебе, мальчик?

— Я от Оспана.

— А-а, хорошо, хорошо, заходи, — уже приветливо заговорил незнакомец и провёл Диму в комнату.

— Тебя никто не видел, когда стучался ко мне? — спросил осторожно хозяин.

— Нет.

— Ну рассказывай.

Дима подробно рассказал, что он видел в станице Семиозёрной и передал письмо Ибрая.

— Так, так, — хозяин закивал головой, записывая что-то в тетрадь. — Ты где остановился?

— У своей тёти Аграфены Карповны Селезнёвой.

— Когда едешь в Тургай?

— Не знаю. Мне хочется зиму провести здесь.

— Ну что ж, приходи, — видя, что Дима взялся за шапку, приветливо сказал незнакомец и, проводив мальчика до калитки, посмотрел по сторонам улицы. Затем он вернулся в дом и, поспешно разорвав конверт, начал читать письмо Ибрая.

Вечером к маленькому домику неизвестного поодиночке стали стекаться какие-то люди.

Собрание Кустанайского подпольного комитета партии большевиков в тот вечер шло недолго. Было решено поддержать восстание тургайской бедноты и оказать помощь Ибраю оружием и деньгами. Утром из ворот небольшого домика, где помещался подпольный комитет, выехал в степь всадник.

Прошло несколько дней. Николай Петрович достал деньги и купил у Меркулова Кара-Торгоя.

— Теперь ты хозяин коню, — весело заявил Вихрев своему другу. — Правда, пришлось переплатить этому толстосуму Савве, но зато ты будешь спокоен.

— Большое спасибо, дядя Коля, — сияющий Дима выбежал из дома во двор, где на привязи стоял Кара-Торгой.

Мальчик стал нежно гладить коня.

— Кара-Торгой, Кара-Торгой! Весной мы опять будем в Тургае, — заговорил он, и конь, чувствуя ласку своего юного хозяина, потёрся головой о его плечо.

Прошёл буранный декабрь. Как-то в конце января, Николай Петрович принёс из типографии небольшой свёрток и спрятал его под матрац. Аграфены Карповны дома не было, а Дима колол дрова во дворе. Вскоре показался Вихрев и, взяв у мальчика топор, коротко сказал:

— Отдохни, я поколю.

Когда с дровами было покончено, он позвал Диму к себе и, плотно закрыв дверь, подошёл к нему ближе.

— Вот что, дружок. Сегодня у нас с тобой будет поинтереснее работа, чем колоть дрова. — Николай Петрович пытливо посмотрел на Диму. — Ночью надо будет расклеить по городу вот эти листовки.

Вихрев подошёл к постели и приподнял угол матраца.