Асыл

Дима догадался, что в этих бумажках напечатано про буржуев, и кивнул головой.

— Хорошо, сделаю, — и, довольный поручением Николая Петровича, заявил: — А клейстер я найду. Возьму горсти две муки у тёти, размешаю в банке, вот и готово. Я ведь, дядя Коля, умею его разводить. Бумажных змеев не раз клеил. Так примажу, что ножом не соскоблишь, — похвалился он.

Вскоре был готов клейстер. Пошептавшись с Вихревым, Дима для вида улёгся в постель. Спать ему не хотелось. В комнате наборщика было слышно, как тот ходил из угла в угол, что-то обдумывая. Вскоре улеглась Аграфена Карповна в своей горенке. Затем в доме Селезнёвой всё стихло, и Дима стал засыпать. Разбудило его лёгкое прикосновение руки Вихрева. Николай Петрович дал Диме листовки. Бесшумно одевшись, Дима сунул бумажный свёрток за пазуху полушубка и, захватив с собой банку с клейстером, вышел, на улице осмотрелся и торопливо зашагал к шахринской мельнице.

Стояла морозная ночь. Город спал. Только на мельнице было слышно, как пыхтел паровичок и где-то стучал колотушкой сторож. Дима перешёл Степной переулок и остановился на углу улицы. Озираясь, он подошёл к мельничному забору и приклеил первую листовку. На ней крупными буквами было набрано: «Превратим империалистическую войну в гражданскую». Ниже был мелкий текст, и мальчик не мог разобрать слов.

Через полчаса он был уже на базарной площади, у возовых весов. Он знал, что приезжий народ толпится больше всего здесь.

Вскоре его маленькая фигурка, как бы сливаясь с темнотой, утонула в узком переулке, который вёл к пивоваренному заводу. Недалеко от контрольной будки мальчик, заметил сторожа. Уткнув лицо в меховой воротник бараньего тулупа, тот спал на скамейке, положив рядом с собой колотушку. Дима на цыпочках подкрался к сторожу и осторожно потянул её. «Лишь бы не проснулся», — подумал с тревогой Дима и, сунув колотушку за пазуху полушубка, подошёл к воротам. Оглядываясь на спящего сторожа, мальчик поспешно приклеил листовку и, вынув из свёртка ещё несколько штук, вложил их в слуховое окошечко будки. «Пусть читают рабочие», — подумал он и довольный зашагал на Дворянскую улицу.

Наклеивая на дверях валеевского магазина последнюю листовку, Дима услышал за собой чьи-то поспешные шаги, и не успел он поднять с земли банку с клейстером, как почувствовал, что чья-то сильная рука, схватив его за шиворот, рванула к себе.

— А, попался! — раздался злорадный голос, и какой-то человек, встряхнув Диму, произнёс с угрозой: — Шагай в участок.

— А ты не хватай, — уже сердито заговорил Дима. И, заслонив спиной наклеенную листовку, он наступил ногой на банку с клейстером. — Не видишь, что ли, я в обходе, — мальчик поспешно вынул из-за пазухи колотушку и дробно застучал на всю улицу. В конце квартала ему ответил какой-то сторож, и озадаченный незнакомец выпустил воротник Диминого полушубка из рук.

— Я, брат, тебя за воришку посчитал, — как бы оправдываясь, заговорил он. — Наехало их в Кустанай не мало. Ладно, стучи, стучи, — добродушно похлопав Диму по плечу, доверчивый обыватель зашагал к Тоболу. Мальчик, не выпуская колотушки из рук, постоял на месте, и, выждав, когда шум шагов незнакомца затих за углом, поднял банку и бросился бежать к дому.

Тихо постучал в окно комнаты Вихрева и стал ждать, когда тот откроет калитку. Но наборщик не выходил. Дима постучал сильнее, к его удивлению, калитку открыла Аграфена Карповна.

— Где ты пропадал, полуношник? — По встревоженному голосу родственницы Дима понял — в доме что-то случилось.

— Засиделся у Гошки Дегтярёва, — как бы оправдываясь, заговорил мальчик. — А дядя Коля спит?

— Какой там спит, — женщина махнула рукой, — ночью была полиция с обыском, искали какие-то бумаги, ничего не нашли, а Николая забрали с собой.

Остаток ночи Дима провёл тревожно. Долго ворочался в постели, думая о наборщике.

«Хорошо, что хоть ничего не нашли», — успокоившись, мальчик уснул. На следующий день Вихрев был освобождён.

ГЛАВА 11

Первые дни после отъезда Димы Асыл очень скучала по нём. Но вскоре произошли важные события, которые на время заслонили образ мальчика.

На заимку, где жил Рустем, на следующий день после боя сарбазов с белоказаками привезли двух раненых повстанцев. Звали их Ергалий и Жексамбай. У первого была пуля в ноге, у второго казаки прострелили предплечье. Асыл и Жамила́ заботливо ухаживали за ранеными, толкли в ступке какие-то травы, которые припас ещё с лета дедушка Рустем, делали перевязки и дежурили по ночам. Через несколько дней больные стали поправляться. Правда, Ергалий с трудом передвигался, висела, как плеть, и рука Жексамбая, но повстанцы стали чувствовать себя лучше. Ергалий научил Асыл владеть винтовкой, которая досталась ему в бою. Правда, винтовка для пятнадцатилетней Асыл была тяжела, но зато девочка была довольна, что научилась из неё стрелять. Хорошим учеником оказался и Асат. Мальчик охотно разбирал по частям оружие, чистил ствол и любовался его блестящей поверхностью.