Атака мертвецов

– Расположение баррикад должно быть намечено заранее, с учетом возможного обхода противником – лучше ими огораживать некий квартал, создавая район, приспособленный для круговой обороны. Да, и хорошо бы учитывать наличие материала: например, дровяные склады или запасы камня для мостовых, чтобы строить более прочные укрепления. Впрочем, против артиллерии любые баррикады бессильны. Далее: нужны небольшие летучие команды для внезапных нападений на скапливающиеся перед укреплениями войска. Из подворотен, окон квартир. С крыш. Такие маленькие отряды должны скрытно проникать в тыл и производить панику. В городских условиях войскам неуютно, это ведь не в поле; тесно – любой выстрел в цель. Обзор плохой. Надо смелее привлекать молодёжь: из гимназистов, реалистов, учеников коммерческих и технических училищ, из подмастерьев. К ним внимания от полиции меньше. Солдаты поголовно – чужаки, а мы в Петербурге родились, выросли, знаем каждый закоулок.

Я замолчал; молчали и слушатели. Мне показалось, что сейчас надо мной начнут смеяться; однако тишину вдруг нарушили аплодисменты. Все заговорили разом:

– Толково!

– Ольга, ты молодец, такой перл разыскала.

– Молодой человек дело говорит. Надо юных в наши ряды: лет с четырнадцати, а то и двенадцати. Связниками, посыльными, разведчиками.

Воодушевлённый, я решил закрепить успех:

– Летучие отряды хорошо бы, кроме револьверов, снабдить бомбами. С крыш швырять – милое дело; а для скученных в тесноте улиц войск – смертельная опасность.

Разговор смолк; я успел подумать, что сморозил глупость, когда произнесли:

– Эх, бомбы. Вот с ними закавыка. Трудное дело и опасное.

– В Тифлисе на прошлой неделе лаборатория взорвалась, погибли товарищи.

– Бомбисты-химики наперечёт. А химикаты доставать? Хороший снаряд изготовить непросто.

– Подождите, – перебил я, – если так трудно с бомбами – можно придумать простые зажигательные гранаты. Тут ведь главное – напугать. Хотя и гореть – дело малоприятное.

– Интересная идея. Но кто воплощать будет?

И тут я, совсем потеряв голову, сказал:

– Могу и я. С химией дружу, к хорошей лаборатории доступ имею.

И опять сорвал восхищённые возгласы.

– Юлий Цезарь революции! На все руки.

– Надо немедленно привлечь к работе. Сообщить Толстому…

– Стоп, товарищи! Никаких имён, я же предупреждал.

Разговор разом смолк; я опять почувствовал себя чужаком.

– Ну что же, Николай, мы вам очень благодарны. За любопытные идеи, за готовность помочь святому делу освобождения. Вас проводят.

Меня вывели на улицу; Ольга и Михаил остались там, в тайной квартире.

Было немного обидно; но всё покрывал один миг: когда я выходил из тёмной комнаты, Ольга поймала меня за руку и торопливо поцеловала. На этот раз – в губы. Почти неощутимо, мельком; это было божественно.

Поцеловала и шепнула:

– Не подвёл меня, молодец.

Я брёл домой, идиотски улыбаясь.

* * *

Из письма инженер-капитана Ивана Ярилова;

остров Мадагаскар, стоянка

Второй Тихоокеанской эскадры, январь 1905 г.

«…и пальмовые ветви вместо еловых. Вот такое смешное Рождество. Нижние чины задумали переодеть одного кондуктора, обладателя густых седых усов; причём изготовили для него хвост наподобие рыбьего, трезубец из пушечного банника и картонную корону. Получилось нечто среднее между нашим Дедом Морозом и Нептуном; но вмешался корабельный священник, обозвал матросов язычниками и ходатайствовал перед командиром о запрете; батюшка наш – из новичков во флоте и не знает, что такие развлечения на флоте даже поощряются. А по мне так – пусть себе развлекаются. Уж всяко лучше, чем по кубрикам запрещённые брошюрки читать.

Провели учебные стрельбы по щитам; результаты печальные. Опытных наводчиков считай, что нет; да и откуда им взяться с нашей дурацкой жёсткой экономией? Меткости в классе не научишь, это навык сугубо практический; а практических снарядов выделяется мало. Словом, надо стрелять и стрелять; причём на большие дистанции. Зиновий Петрович затребовал из Петербурга запас учебных снарядов, но когда они ещё прибудут? И почему нельзя было раньше озаботиться? Полгода готовили эскадру, а вышло, как у дурной хозяйки, как у нас всегда: то забыли, это потеряли, того не предусмотрели.

Но особо беспокоит личный состав: среди нижних чинов немало таких, что разложены социалистической пропагандой. О чём они там болтают на нижних палубах – неведомо: плохо налажено противодействие таким разговорам. Офицеры считают ниже своего достоинства интересоваться, а боцманы как бы меж двух огней: хоть и начальники, но сами вышли из матросов. Это меня сильно беспокоит; и вообще дух на эскадре низко упал; если честно, он изначально был невысок. Скептицизм поселился и в офицерских кают-компаниях, и в матросских кубриках; кажется, никто не верит в успех нашего похода. Никто, даже сам адмирал Рожественский!