Атака мертвецов

Одна надежда: на нас полагается огромная империя; вот ради неё и надобно сражаться. Надеюсь, что эту веру, преданность престолу, отечеству, церкви православной эскадра ощутит в нужный момент. За нами – Великая Россия и её верный самодержцу народ, не так ли?..»

У меня расплывались строчки перед глазами. Бедный, наивный папа; до них ещё не дошли сведения ни о всеобщей стачке, ни о страшном дне Кровавого воскресенья, в который погибли то ли три сотни, то ли пять тысяч человек (слухи ходили самые разные).

И я, его сын – среди бунтовщиков считаюсь чуть ли не героем. Господи, какой позор… Что подумает папа, если узнает? Что сказал бы Андрей? При всём своём нигилизме и склонности к насмешке он никогда не позволял себе сомневаться в основах государства, а уж о поощрении революционеров и речи не могло быть. Если бы он оказался девятого января во главе той роты на Четвёртой линии – несомненно, скомандовал бы атаку.

Это ужасно.

* * *

Я читал в папином кабинете. Спрятал письмо обратно в конверт, когда услышал шум в коридоре. Пошёл к двери и столкнулся нос к носу с Ольгой.

Она была возбуждена, румянец пылал на её щеках; сняла шапочку: неубранные волосы рассыпались по плечам.

– Вы один?

Я кивнул; она толкнула меня в грудь, заставив вернуться в кабинет; обернулась и повернула ключ. Подошла совсем близко, взглянула снизу – у меня всё поплыло; расстегнула и сбросила пальто под ноги. Прижалась ко мне двумя прелестными бугорками; от неё пахло морозом, лавандой и вином.

– Мои товарищи в восхищении: вы были прекрасны, мой рыцарь. И, кажется, я опять забыла поблагодарить за спасение; вот такая невоспитанная девочка.

Она рассмеялась; затем внезапно положила ладони на мои плечи, потянулась и поцеловала в губы – жарко, долго, до остановки дыхания.

Я будто сам выпил залпом бокал, целуя её; голова кружилась, сердце выламывало рёбра. Она неожиданно вцепилась сильными пальцами в мою ягодицу, прижалась низом: я ощутил горячее биение ТАМ, понял вдруг, что сейчас произойдёт, и…

И я страшно оконфузился. Она, наверное, не поняла, что произошло: я успел оттопырить зад, чтобы она не почувствовала.

– Ну, что же ты, мой шевалье?

– Не сейчас, – прохрипел я, – не могу так. Тётка за стенкой.

Она разочарованно отстранилась. Посмотрела на меня, усмехнулась и сказала:

– Жаль. А вот я люблю неожиданности. Такая я внезапная. И опасность разоблачения меня только возбуждает. Трудно со мной, да?

– С тобой. С тобой. Прекрасно. Ты. Лучшая. На свете.

Я не в силах был говорить длинные фразы – у меня не хватало дыхания. На моих брюках расплывалось мокрое пятно, я чувствовал это и страшно боялся, что она увидит…

– Что же, будем считать твои слова не просто комплиментом, а признанием.

Она улыбнулась и потянулась ко мне; я неловко повернулся, чтобы избежать прикосновения низом живота – и уронил том «Британники» со стола; грохнуло, как от взрыва.

Мы оба вздрогнули, и тут послышался голос тётушки:

– Николай! Что ты опять разбил?

Ольга захихикала в кулачок. Подняла с пола пальто и шапку, повернула ключ – и выскользнула.

Исчезла неслышно и стремительно, словно русалка в морской волне.

* * *

– Обтрухался, значит, – рассмеялся Серафим, – это тебе не экзамен по математике, досрочный ответ не поощряется.

Мне и так было мучительно стыдно признаваться, а тут он с насмешкой. Друг, называется! Я уже хотел обернуться и уйти, но Купец положил мне лапищу на плечо:

– Ладно, чего ты, не куксись. Обычное дело, коли необстрелянный. Со многими поначалу бывает. Да вот даже со мной.

– С тобой?!

– Ну да. Была у нас горничная. Эх, огонь-девка! А мне тринадцать. Ну, она всё хихикала, намекала – то бедром заденет, то ещё как. Затащила меня в кладовку; пока со штанами разобрался, потом в юбках запутался. Не донёс, словом. В первый раз – оно и есть в первый.

Возможно, Сера врал, чтобы поддержать меня, но я поверил. Спросил:

– И что же теперь делать?

– Боевой опыт приобретать. Есть тут одно заведение. Только недёшево, если по-хорошему. Червонец найдёшь?

– Зачем?

– Затем, – расхохотался Купец, – на учебные курсы для девственников. И за меня заплатить, как за репетитора.

– Поищу, – вздохнул я.

* * *

– Берём двухдюймовую водопроводную трубу, режем на отрезки по пять дюймов. Такой легко в карман спрятать, места мало занимает. Потом на токарном станке делаем четыре кольцевых прореза через дюйм, глубиной два миллиметра – минута работы. Хорошо бы три-четыре продольные канавки, но это уже на фрезерном, и долго. Можно и без них.

– На токарном и фрезерном?

– Ну да. У вас же есть свои люди в механических цехах?

– Положим, да. А зачем такое?

– Очень просто: при взрыве будет рвать в первую очередь по этим проточкам, получится веер осколков. Энергия пойдёт не на разрыв корпуса, а на придание осколкам смертоносной скорости. Отличное поражающее действие. А иначе пробки выбьет, и всё.

– Какие пробки?

– Оба конца трубы заклёпываем. С одной стороны сверлим отверстие на четверть дюйма, забиваем смесь чёрного пороха с бертолетовой солью. Порох – в любом охотничьем магазине на вес. Соль я достану. И взрыватель.

Я вытащил из кармана и показал незнакомцу: