Атаман А.И. Дутов

В.М. Чернов в этой связи отметил: «Но здесь мы столкнулись с целым рядом трудностей… Нам надо было для посылки в Омск снять с фронта несколько наиболее надёжных в революционном смысле частей. Но они были разбросаны, «нейтралитет» Гайды и Войцеховского означал выполнение «оперативных» директив Омска, а директивы эти были направлены к разобщению тех частей, на которые могли опереться мы…»[1273] Как впоследствии вспоминал Генерального штаба генерал-лейтенант Д.В. Филатьев, «антигосударственная партия [эсеров] и такой же Комуч… теперь с лёгким сердцем готовы были начать войну с тылом во имя торжества партийных догм, а если её не открыли, то только потому, что за ними никакой силы не оказалось и надежда на какую-то мобилизацию «всех сил» не оправдалась, как не осуществилось желание втравить в борьбу с Омском чехов»[1274].

19 ноября по распоряжению А.В. Колчака участники съезда членов Учредительного собрания во главе с В.М. Черновым были арестованы группой молодых офицеров 25-го Екатеринбургского горных стрелков полка в екатеринбургской гостинице «Пале-Рояль»[1275]. Причиной ареста стала телеграмма Колчаку из Уфы, подписанная несколькими деятелями Комуча, с угрозой открытия боевых действий против Омска[1276]. Однако под давлением Чехословацкого национального совета генерал Гайда был вынужден отпустить арестованных, и они вечером 20 ноября были высланы в Челябинск. По мнению С.П. Мельгунова, Гайда всё время вёл двойную игру[1277]. К слову сказать, его личным другом был видный эсер-кооператор Н.В. Фомин[1278].

22 ноября солдаты и офицеры 25-го Екатеринбургского полка подали рапорт на имя Гайды, утверждая, что арест депутатов был осуществлён по их инициативе: «Мы, видя отсутствие мер по отношению к предателям, решились на шаг, нарушивший воинскую дисциплину… не спросив разрешения своих высших начальников, мы арестовали мятежников, во главе с Черновым…»[1279] В Челябинске командующий Чехословацким корпусом генерал Сыровой предложил делегатам съезда выехать в город Шадринск Пермской губернии «как наиболее удобный, спокойный пункт»[1280]. В Шадринске никакая активная работа, разумеется, была бы невозможна. Исполком съезда выдвинул категорическое требование отправки в Уфу — единственное место, где эсеры могли чувствовать себя в то время в относительной безопасности. Помимо того, что в Уфе находился Совет управляющих ведомствами Комуча, город был ещё и центром формирования оппозиционных Омску вооружённых сил — уже упоминавшихся выше русско-чешских полков и батальонов имени Учредительного собрания, запрещённых в своё время генералом Болдыревым (этот запрет Уфой фактически игнорировался[1281]). Вечером 23 ноября участники съезда прибыли в Уфу[1282]. Однако и там они почувствовали себя не вполне комфортно из-за двусмысленной позиции чехов, зависевших от союзников, которые поддержали переворот в Омске (особенно Великобритании), а по некоторым данным даже были его инициаторами[1283]. Кроме того, на съезде в конце ноября произошёл раскол на левых и правых, причём первые выступали за ликвидацию съезда, всего антибольшевистского фронта и за отъезд в Советскую Россию[1284].

Чешский политический деятель доктор Влассак полагал, что «особенно на театре военных действий, к которому принадлежит Уфа, насильственные политические выступления недопустимы, и командование имеет право их не допускать и предупреждать. На этот счёт, несомненно, командующий группой (Войцеховский. — А.Г.) потребует указание от штаба Западного фронта»[1285].