Атаман Устя

— Вотъ тебѣ Христосъ Богъ. Подохнуть мнѣ сейчасъ, коли я вру… Да за этимъ я и побѣжалъ, что мнѣ не денегъ и не атамана жаль… Атаманомъ ты у насъ будешь и почище Усти поведешь все… а жалко мнѣ дѣвку горемычную; въ западню лѣзетъ, на плети и каторгу… Вотъ что, эсаулъ!

— Разумѣешь ли ты, Ефремычъ, что вся сила въ этомъ. Предастъ ее капралъ или облюбитъ… Таланъ свой она найдетъ въ городѣ у него въ любовницахъ, или погибель свою. Вотъ что мнѣ надо вѣрно знать. Говорилъ онъ о предательствѣ? Вѣрно?

— Охъ, Господи Іисусе… Что ты съ нимъ будешь дѣлать! Оглохъ человѣкъ! воскликнулъ Ефремычъ. — Да вѣдь я своими ушами то слышалъ и обмеръ.

— Побожися. Слышалъ? Вѣрно? Ухо не обмануло?

— Разрази меня Мати Божья! Разъ пятокъ онъ грозился на всѣ лады, какъ въ городъ, то въ острогъ, да еще какъ похвастаютъ оба въ городѣ, что привели, молъ, атамана-дѣвку Устинью, а не Устина.

— Ладно! выговорилъ вдругъ Орликъ съ силой и будто выросъ на цѣлую голову. Врешь, капралъ! Врешь, барчукъ крупичатый! Теперь у меня руки развязаны и совѣсть чиста. Не себя, а тебя — кончать!.. Орликъ уговорился съ Ефремычемъ подробно обо всемъ и три раза объяснилъ, что дядька долженъ сдѣлать тотчасъ. Ефремычъ побѣжалъ обрадованный…

XIX

Вѣсть, переданная эсаулу, была наполовину правдой, наполовину Ефремычъ прибавилъ свое собственное измышленіе.

Въ Устиномъ Ярѣ появился старикъ, назвавшійся богомольцемъ отъ святыхъ мѣстъ, и объяснилъ, что онъ путемъ на Камышинъ сбился съ дороги и случайно попалъ въ поселокъ.

Въ дѣйствительности, это былъ старый пѣстунъ, дядька Засѣцкаго, 60-ти лѣтній Захаръ Терентьичъ, который, выходивъ барчука, обожалъ его и былъ равно любимъ своимъ питомцемъ, любимъ и старыми господами.

Неожиданная командировка его барчука на разбойное гнѣздо съ ума свела Терентьича. Но помѣшать онъ, конечно, дѣлу не могъ. Просился онъ у своего Сашеньки съ нимъ въ походъ въ качествѣ его деньщика, но Засѣцкій отказался наотрѣзъ, такъ какъ капралу казалось срамнымъ дѣломъ таскать за собой няньку.

Къ тому же Терентьичъ увѣрялъ, что если барчукъ возьметъ его, то бѣды ужъ никакой не будетъ. Ужъ онъ «своего барина не проморгаетъ» — недаромъ выходилъ. Это-то именно и не понравилось его барину. А между тѣмъ не разъ теперь въ плѣну поминалъ Засѣцкій своего добраго и осторожнаго дядьку. Будь Терентьичъ съ нимъ, онъ бы не далъ ему попасться такъ простодушно въ ловушку Орлика.

Но старикъ дядька, отпустивъ питомца въ походъ и оставшись въ городѣ, лишился сна и пищи… Прошла недѣля, и Терентьичъ, взваливъ котомку за плечи, двинулся по слѣдамъ команды.

— Ужъ тамъ не прогонитъ отъ себя! разсуждалъ дядька.

Итти по слѣдамъ капрала было немудрено. Высылка команды на разбойниковъ была дѣломъ не зауряднымъ, и народъ во всей округѣ, въ селахъ и на дорогахъ, не мало шумѣлъ и галдѣлъ послѣ прохода солдатъ.

Всюду, гдѣ разспрашивалъ Терентьичъ о командѣ, ему послѣдній мальчуганъ могъ сказать, когда прошли царевы воины и куда направились, гдѣ должны быть по расчету времени, и какъ ихъ настигнуть.

Только верстъ за пятьдесятъ отъ Устинова Яра, по низовью, началась такая глушь вдоль Волги, что Терентьичъ нигдѣ не могъ «словить языка» и разузнать, гдѣ прошла команда, и какъ ему искать ее.

И на послѣднихъ десяткахъ верстъ старикъ проплуталъ пятеро сутокъ. Наконецъ, однажды, онъ встрѣтилъ двухъ своихъ… Но что онъ узналъ отъ нихъ? Команда уничтожена, а его «Сашенька» угодилъ живьемъ въ лапы разбойниковъ.

Терентьичъ всплакнулъ. Но рѣшилъ еще бодрѣе пуститься въ путь. Или спасти барчука, или съ нимъ помереть. Запасливый старикъ, взявшій съ собой денегъ и зашившій ихъ въ подкладку дырявой поддевки, тотчасъ далъ изъ нихъ десять рублей бѣгунамъ солдатамъ, чтобы они могли отъ перваго же села продолжать путь гонцами, на наемныхъ подводахъ, а не пѣшкомъ.

— Прямо къ намѣстнику скачи, ребята! приказалъ онъ.

Терентьичъ зналъ, что начальство, угнавшее его барчука на погибельное дѣло, тотчасъ, при худыхъ вѣстяхъ, подниметъ живо все на ноги.

Такимъ образомъ, распорядившись разумно еще на пути въ разбойное гнѣздо, Терентьичъ направился чрезъ тотъ же Козій Гонъ. Здѣсь было страшное и смрадное зрѣлище, отъ котораго у дядьки волосъ дыбомъ сталъ. Трупы убитыхъ, ограбленные до-гола, еще не были зарыты и валялись на землѣ въ кустахъ. Воронье оглашало ущелье карканьемъ и стаей подымалось и кружило при проходѣ Терентьича.

Если бы шайкѣ было возможно оставаться на насиженномъ мѣстѣ послѣ разгрома команды, то, конечно, она распорядилась бы зарыть трупы убитыхъ… Но вѣдь ей все равно приходилось бѣжать за Волгу, въ лѣса. Слѣдовательно, не стоило возиться и скрывать слѣды преступленія. Все равно изъ города придетъ другая команда. Она своихъ зароетъ.

Терентьичъ, достигнувъ поселка Усти, надѣялся, если баринъ его еще живъ, обманомъ или хитростью спасти его — время оттянуть и выиграть, или денегъ кому изъ разбойниковъ обѣщать хоть тысячу и болѣе рублей отъ родителей капрала за спасеніе единственнаго сына.

Дѣло вышло еще проще… Дядька нашелъ своего питомца бодраго, веселаго, сытаго и… влюбленнаго.