Атаманщина

Понятно, почему Семенов отменил унгерновскую акцию: убийства Жанена вместе с охраной и другими союзными представителями атаману не простила бы ни Япония, ни прочие союзники, и о японской поддержке можно было бы забыть навсегда. Да и личной безопасности ни Семенову, ни Унгерну никто бы уж точно не гарантировал. Но в рассказе Шайдицкого еще интереснее другое: и Унгерн, и Шайдицкий ведут себя точно так же, как гангстеры-ковбои в вестернах, готовящиеся грабить проходящий поезд. Да и взаимоотношения в Азиатской дивизии больше напоминают порядки бандитской шайки: круговая порука, каждый должен держать язык за зубами и беспрекословно подчиняться атаману.

Современники сразу же заметили, что и в Даурии, в Маньчжурии и особенно в Монголии, где настоящих большевиков (не членов компартии, а хотя бы сочувствующих большевистским идеям) вообще было раз-два и обчелся, начальник Азиатской дивизии склонен был объявлять большевиком любого мало-мальски зажиточного крестьянина, купца или иного обывателя, чтобы поживиться его имуществом на «законном», так сказать, основании. В результате даже кулаки нередко уходили в партизанские отряды Сергея Лазо в Забайкалье, а в Монголии большинство русских, сначала встретивших Азиатскую дивизию как своих освободителей от китайского гнета, только и мечтали потом, как бы избавиться от унгерновской власти. Борьба с партизанами шла с переменным успехом, но особых лавров Унгерн здесь не стяжал. С крахом же Омского правительства и приближением регулярных красных частей все больше забайкальцев уходили в партизаны, а из Азиатской дивизии росло дезертирство. Атаман Семенов понимал, что даже с помощью каппелевцев ему Забайкалье не удержать, если оттуда уйдут японские войска. А японцы уже начали уходить в Приморье. Войска 5-й красной армии, даже без учета партизан, превосходили по численности войска Семенова вдвое и были гораздо лучше вооружены и снабжены, в том числе за счет богатых трофеев, захваченных в Омске и Иркутске. Союзники поняли, что, снабжая белых, они, в сущности, снабжают красных, так как большая часть запасов попадает им в качестве трофеев. Многие же колчаковские и семеновские чиновники, сочувствовавшие большевикам, из идейных соображений или за деньги, передавали часть поставок партизанам. В этом подозревали, например, иркутского губернатора, бывшего эсера Павла Яковлева-Дудина.

Итак, Азиатская дивизия – 9 августа, а Унгерн вместе с арьергардом – 15 августа 1920 года неожиданно для всех, за исключением немногих посвященных, покинули станцию Даурия и вскоре перешли границу Монголии. На допросе у красных Унгерн заявил, что в Монголии «действовал вполне самостоятельно». Слухи о том, что он выступал как японский агент, не имеют под собой почвы. О Семенове на допросе Унгерн сказал следующее: «Я признавал Семенова официально только для того, чтобы оказать этим благоприятное воздействие на войска».

Унгерн не был оригинален, когда выдвигал план объединения «желтой расы» – Великой Монголии, Синьцзяна, Тибета и Китая с восстановленной там императорской династией Цин. Он только выполнял план, разработанный и предложенный Семеновым, который гораздо более тесными узами, чем барон, был связан с родным Забайкальем и Монголией. И, по мнению Семенова, не вполне подходил для самостоятельной реализации этого плана. Ведь Григорий Михайлович, коренной забайкальский казак, наполовину бурят, свободно говорил и по-бурятски, и по-монгольски, знал и китайский язык. Главное же, атаман давно был знаком и с самим Богдо-гэгэном, и со многими влиятельными монгольскими ламами и князьями и гораздо лучше барона разбирался в тонкостях монгольской дипломатии. Унгерн же, с его фанатичной приверженностью идее восстановления Срединной империи и обыкновением подгонять реальность под собственные утопии, не мог предложить монгольской верхушке, не говоря уже о широких массах аратов и рядовых лам, сколько-нибудь реалистической программы обустройства страны и уж тем более обеспечения международных гарантий ее независимости или автономии. Правда, вряд ли такой план смог бы предложить и Семенов. Но ему бы, вполне возможно, удалось бы задержаться в Монголии подольше Унгерна, а затем благополучно уйти в Маньчжурию со всем своим войском.