На бумаге китайский гарнизон Урги насчитывал до 15 тысяч человек, вооруженных современным оружием и даже как-то обученных германскими инструкторами, но этот численный перевес полностью обесценивался качеством командования и личного состава. Л.Д. Першин следующим образом характеризовал противостоявший Унгерну гарнизон Урги: «Китайская солдатня являлась людскими подонками, отбросами, способными на всякое насилие, для которой честь, совесть, жалость были только пустые звуки, и от этой солдатни, если она почувствует в себе силу, или при каком-либо эксцессе, нельзя было ждать чего-либо путного, хорошего, ибо громадное большинство солдат вербуется из людей или бездомных, или лентяев, или тех, которые у себя дома уже не находили ни дела, ни места и стояли на плохой дороге, зачисляясь в разряд отпетых людей, обреченных на хунхузничество». Не напоминает ли это описание некоторых нынешних контрактников в российских вооруженных силах?
В чем же были причины неудач Унгерна? М.Г. Торновский считает, что они заключались в следующем:
«1. Не было выработано плана атаки. Начальники узнавали задания в сфере огня.
2. Горсточка людей вела атаку на разных 2 пункта, отстоящих друг от друга на 4–5 км. Связь между атакующими была плохая. Один другого никак не могли поддержать.
Плохо одеты и обуты, отсутствие правильного продовольствия и воды.
4. Главная же причина – малочисленность атакующих и то, что они уступали в технике обороняющимся».
Из этого перечня видно, что никаких функций настоящего полководца толком не выполнял. Нормальное снабжение войск в походе наладить не смог.
Первый штурм Урги, предпринятый 26 октября 1920 года, целиком рассчитан на внезапность да на страх, который сохранился у китайцев перед русским оружием со времен подавления боксерского восстания в 1900–1901 годах. Однако среди китайцев нашлись несколько решительных офицеров, которые смогли удержать свои части от бегства, а потом уже дало себя знать китайское превосходство в огневой мощи. Бои продолжались до 7 ноября, причем во время второго штурма унгерновцы, по свидетельству Б.Н. Волкова, были близки к тому, чтобы сломить сопротивление врага и ворваться в город. Однако положение спасла храбрость одного китайского офицера, сумевшего увлечь свою отступающую часть в контратаку и выбить русских с гряды господствующих высот. Унгерн, потеряв около 100 человек убитыми, отступил к реке Керулен в 60 километрах от Урги. Китайцы, по оценке советской разведки, потеряли около 500 убитых. Барон послал хорунжего Хоботова с отрядом на калганский тракт, где удалось перехватить несколько китайских караванов, следовавших к Урге. Теперь у Азиатской дивизии было вдоволь продовольствия и фуража.
В конце ноября китайская контрразведка раскрыла в Урге заговор в пользу Унгерна. Были арестованы ряд князей и лам. В китайскую армию были мобилизованы 2 тыс. местных китайцев, не имевших никакого опыта. В тюрьму посадили чуть ли не всех сколько-нибудь состоятельных монголов, русских и бурят, чтобы получить за них выкуп от родственников.
Унгерн, в свою очередь, во время остановки на Керулене суровыми репрессиями восстановил пошатнувшуюся было после поражения под Ургой дисциплину. Именно тогда перед строем дивизии был живьем сожжен прапорщик Чернов и полностью истреблена посланными в погоню чахарами дезертировавшая было Офицерская сотня.
Тогда же, на Керулене, Унгерн приказал выпороть ташурами за разврат жену статского советника Голубева. По свидетельству, приводимому Волковым (в тексте под псевдонимом Пономарев), перед наказанием Голубевой произошел следующий примечательный диалог между одним из казаков, исполнявшим наказание, и Унгерном: «Жену действительного статского советника Голубева пороли сначала за то, что «давала направо и налево». Пороли рядом, в палатке. Порол Терехов, который спросил Унгерна: «А как штанишки – снять?». «Если связанные, – сказал Унгерн, – снять, а если шелковые – оставить». Оказались – шелковые. Терехов привел ее в палатку и крикнул: становись на колени, затем пнул ее ногой. С первого удара показалась кровь. (Бил ташуром.) Выскочил Веселовский и крикнул: «Дай-ка я ее хвачу», ударил. Унгерн, услышав это, заорал на Веселовского: «Кто тебе приказывал… Ты что – палач?», и велел всыпать Веселовскому пятьдесят. Голубевой всыпали пять – десять. Она вернулась в палатку, где находились другие офицеры, в том числе и Пономарев. Не могла сидеть, но скоро начала «пудрить носик» и кокетничать с офицерами…»