Замечу, что здесь биография Пономарева, возможно, повторяет детали биографии поручика Николая Николаевича Князева, который тоже попал в плен к большевикам и оттуда бежал в Монголию, и присоединился к Унгерну в начале 1921 года, и, действительно, пробыл у барона около семи месяцев, до самого разгрома отряда. Кстати, Князев в 1915 году окончил тот же юридический факультет Московского университете, где учился и Волков и откуда он в том же 1915 году ушел добровольцем на фронт, так что, скорее всего, они были знакомы. Вероятно, Волков в этом варианте записок собирался сделать Пономарева участником Северного похода. А год спустя, в 1926 году, когда, судя по авторской дате, писались «Воспоминания» Голубева, Волков уже собрал документы о деятельности барона в Даурии и поэтому продлил время пребывания своего героя в Азиатской дивизии до года. Пекин же как место написания «Воспоминаний» автор поставил для маскировки, так как к тому времени Волков три года уже жил в Сан-Франциско. При этом он стремился создать впечатление, что сами мемуары Голубева – это лишь новая редакция записок, создававшихся по горячим следам событий, в 1921–1922 годах. В тексте Голубева есть ссылка на то, что оригинал письма атамана Семенова Богдо-гэгэну «находится у бывшего начальника штаба дивизии Унгерна г. Ивановского в г. Владивостоке». Но письмо это слишком фантастическое, чтобы быть правдой. Вот как передает его содержание по памяти Волков-Голубев: «Ваше Святейшество, мои войска под командой генерал-лейтенанта барона Унгерна освободили Вас от китайского пленения. Урга пала. Вы возведены в прежнее величие. Достойными наградами Вы отблагодарите мои войска, со своей стороны, я отблагодарил их своими наградами. Я же, как начальник всех войск, таковой награды не получил, а потому прошу Ваше Святейшество о награждении меня соответствующим званием и присылке на то грамоты, а кроме того, прошу выслать мне доверительную грамоту на ведение переговоров с иностранными державами. Вечно пребываю к Вам в искренней дружбе, Ваш друг и помощник, походный атаман всех казачьих войск Г. Семенов»…
Когда прочитали это письмо Хутухте, он пришел в бешенство и оставил Семенова без ответа».
Атаман Семенов слишком хорошо знал хутухту и вообще монгольских сановников, чтобы писать им такую наглую и хамскую ахинею. Такое письмо вызвало бы только смех и мнение, что Семенов – человек слабый, и с ним нельзя иметь дела. А как вам понравится такая наглость, когда атаман из простых казаков называет себя «помощником» Живого Бога! Если какое-то письмо Ивановский Волкову и показывал, то оно должно было сильно отличаться от выше приведенного. Данное же письмо автор «Воспоминаний Голубева» наверняка придумал с целью дискредитации атамана Семенова, которого он ненавидел столь же пламенно, как и Унгерна. А документальная отсылка к подлиннику письма, будто бы хранящемуся у Ивановского во Владивостоке, придавало письму солидность и надежность. Искать же это письмо у Ивановского во Владивостоке, естественно, никто и не пытался.
В том же письме Лавровой Волков интересовался: «Все это у меня вкратце изложено, в виде «записок», и лишь бы хотелось знать: имеет ли этот материал какой-то интерес и ценность для американской печати, и если да, то в каком виде и в органе… Считаю долгом добавить, что в моих записках нет ни одного слова неправды и выдумки, и материал вполне безграмотен… правда, фамилии всех лиц, упомянутых в записках, упущены, но это я сделал сознательно, так как многие еще живы…
Есть отдельные случаи, которые по своему характеру не укладываются в рамки записок, а могут скорее выйти, в виде небольших рассказов… Писать мне приходится урывками, так как я вынужден работать по 10 часов в день, да и обстановка не совсем располагает к писанию».
Если же продолжать перечень сходства между мемуарами Волкова и Голубева, то тут и подробное описание еврейского погрома и последующих грабежей в Урге, а также пыток и казней, которые творились по приказанию барона. Вместе с тем в голубевских «Воспоминаниях» бросается в глаза отсутствие среди действующих лиц автора. Он ни разу не выходит на сцену, оставаясь принципиально неопознаваемым, тогда как в волковских «Записках» в их окончательном виде автор отнюдь не скрывается за объективностью повествования. К тому же рукописи «Записок» предпослано обширное вступление, где автор излагает свою биографию. Это наводит на мысль, что «Воспоминания» Голубева изначально предназначались для публикации под псевдонимом, поэтому в них и не сообщается никаких конкретных данных об авторе. Интересно также, что документы, цитируемые Голубевым, относятся к делам Азиатской дивизии еще до начала Монгольского похода. Данное обстоятельство также наводит на мысль о том, что автор «Воспоминаний» присоединился к Унгерну только после взятия последним Урги.