Вероятно, идея опубликовать книгу об Унгерне под чужим именем укрепилась у Бориса Николаевича после того, как он узнал, что английский перевод книги А.С. Макеева «Бог войны барон Унгерн» вышел в Америке под псевдонимом «поручик Валентин Тихонов». Уж больно горячи были события, связанные с сумасшедшим бароном. Многие их участники были еще живы, и им, как и самому Волкову, было что скрывать о тех бурных днях. Так, даже друг Волкова доктор Николай Михайлович Рябухин (Рибо), бывший личный врач атамана Дутова и страстный обличитель барона, активно участвовавший в заговоре против него, в письме предупреждал Волкова, что не стоит упоминать в будущей книге тот факт, что ему, Рябухину, пришлось подвергнуться аресту и, по милости Унгерна, провести один или несколько дней на крыше в качестве наказания. Поэтому, чтобы не вызывать ничьих нареканий и получить больше свободы в изложении фактов, Волков и решил написать еще несколько вариантов «Унгерниады» под чужими именами. Я не знаю, продал ли Гуверовской библиотеке Волков законченную рукопись под фамилией Пономарев. В архиве Волкова такой законченной рукописи я не нашел, а в архиве Гуверовской библиотеки пока еще не искал. Не исключено, что эту книгу он предполагал представить в виде своей записи рассказа мифического Пономарева. В сохранившихся же фрагментах бросается в глаза, что под фамилией Пономарев Волков объединил, в частности, те факты, касающиеся Унгерна, о которых знал только по слухам и опубликованным мемуарам и в достоверности которых не был уверен. Такого рода сведения порой противоречили тем, которые он заявлял в своих «Записках об Унгерне», например, о золоте барона. С другой стороны, в мемуарных записях под псевдонимом Пономарев Волков сообщал и такую информацию о себе (относя ее к Пономареву), которая могла его компрометировать, в том числе доказательства его близкого общения с начальником контрразведки Унгерна полковником Сипайловым, которого в дивизии ласково прозвали Макаркой-душегубом. Вероятно, вошли сюда и факты, сообщенные ему другими лицами, непосредственное знание которых он никак не мог приписать себе.
Еще одну мемуарную рукопись, под псевдонимом Голубев, Волкову удалось-таки продать Гуверовской библиотеке. В волковском архиве мне ее обнаружить не удалось. Однако сравнение бесспорно волковских текстов об Унгерне, будь то «Записки» или «пономаревские» тексты, с частично опубликованными «Воспоминаниями» Голубева доказывает их близость по целому ряду мотивов. Так, например, только в мемуарах Голубева и Волкова большое внимание уделено начальнику штаба Унгерна полковнику Ивановскому, причем чувствуется, что автор был с ним лично знаком. Лишь Голубев и Волков сообщают некоторые подробности биографии Ивановского – в частности, что он был сыном профессора Казанской Духовной академии. Голубев, как и Волков, всячески подчеркивает, что фактически Ивановский, будучи начальником штаба, выполнял лишь роль писаря. Волков даже спародировал это обстоятельство, заставив Пономарева стать как бы «начальником штаба» в сотне есаула Архипова: «Пономарев был одно время писарем, и его в насмешку звали – «Начальник штаба».
Голубев утверждал, что его единственная цель – «дать глубоко объективный материал, подкрепленный целым рядом официальных документов… Материал обобщен автором, который на протяжении года находился в составе Азиатской конной дивизии генерал-лейтенанта барона Унгерна-Штернберга, почему и изложенные в книге факты не получены от третьих лиц, а являются непосредственным свидетельством очевидца. Предлагаемая книга – не литературно-художественный роман, а историческая летопись за указанный выше период времени. Эта летопись – канва к будущему историческому труду эпохи расцвета стихийной, самобытной, безгранично-властной атаманщины.
В годы испытаний, ниспосланных свыше на Россию, по окраинам ее всплыли лица, именовавшие себя спасителями отечества. В большинстве случаев это были лица с большим характером, носители прекрасных идей, но без всякого сдерживающего начала. При первых успехах они опьянялись властью и во имя законности и правопорядка творили неслыханные злодейства…
Своими безрассудными, ни на чем не основанными убийствами Унгерн за короткий промежуток времени восстановил против себя не только правительство Монголии, забайкальское население, но даже и часть своей дивизии, что и положило конец его походу. Окрыленный успехом в боях с китайцами, Унгерн силами своей дивизии, насчитывавшей в то время уже до пяти тысяч человек различных рас, решил начать освободительное движение против власти Советов. Но, как и нужно было ожидать, бои с территории СССР быстро перекинулись в Монголию, и по прошествии 4–5 месяцев Монголия была уже в полном подчинении СССР и очищена от белых отрядов.