Атаманщина

В мемуарах Голубева содержится также немало сомнительной информации. Вероятно, как и в случае с мемуарами Пономарева, Волков, наряду с подлинными документами, включил в их текст и слухи, в подлинности которых он сомневался, но которые были художественно яркими. А вот в «Записки» он включил только то, в истинности чего не сомневался. Поэтому, например, он полностью переписал в окончательном тексте эпизод с казнью прапорщика Чернова, так как в эмиграции узнал многие факты, полностью изменившие картину происходящего.

Мемуары Голубева оставляют стойкое впечатление, что автор во время описываемых событий находился в Урге. Именно происходящее здесь он излагает по собственным впечатлениям, а не по документам и рассказам очевидцев. В частности, здесь описаны те же события, что и у Волкова: неудачная попытка защитить Ургу от красных, а также бегство из Урги Ивановского и Жамболона и убийство по приказанию полковника Циркулинского доктора Клингенберга и его любовницы сестры Шевцовой. При этом только Волков и Голубев называют имена тех, кто прикончил доктора, – войсковой старшина Тысханов и прапорщик Козырев. Совпадают также описания казней прапорщика Чернова и войскового старшины Архипова. Наконец, только Волков и Голубев сообщают, будто Унгерн, отправившись в поход на север, позднее прислал в Ургу распоряжение расстрелять нескольких офицеров своего штаба. По счастью, депешу барона в Урге принял один из офицеров, чья фамилия была в списке, и все дело удалось обратить в недоразумение. У Волкова рассказ об этом выглядит так: «Я был оставлен при штабе и сейчас же откомандирован в распоряжение монгольских министров внутренних дел и финансов.

В конце июля (очевидная описка, следует читать: июня, поскольку к концу июля в Урге уже почти месяц стояли части Красной Армии. – Б. С.) Унгерном, ушедшим в Россию, была прислана в Ургу телефонограмма с приказом немедленно расстрелять четверых человек. В списке была моя фамилия. По счастливой случайности, телефонограмму принял дежурный офицер, фамилия которого была также в числе четырех.

Я бежал по уртонам (монгольский пони-экспресс), на озеро Буир-нор, к Хайлару, сделав в течение пяти с половиной дней около 1200 миль и переменив 44 коня».

Тут автор допускает сознательный анахронизм, пытаясь представить свое бегство из Урги как следствие распоряжения Унгерна о своем расстреле. Но на самом-то деле он покинул Ургу уже после прихода туда красных, выхлопотав командировку в одном из монгольских министерств на восток страны, к китайской границе. Разгадка заключалась в том, что Борис Николаевич не очень хотел светить среди собратьев-эмигрантов тот факт, что покинул Ургу уже при красных. Это дало бы повод заподозрить в нем большевистского агента.

Под псевдонимом же мифического Голубева (в котором различные исследователи подозревали то выпоротого по приказу Унгерна статского советника, то есаула, пробравшегося затем на Дальний Восток, а то санитарного врача, занимавшегося транспортировкой раненых в Китай) Волков описал эпизод с несостоявшимся расстрелом более подробно, хотя свою собственную фамилию в числе кандидатов на расстрел предпочел не называть. Дело будто бы обстояло так: «Перед выходом из Урги для наступления на СССР Унгерн приказал Жамболону умертвить всех оставшихся в Урге русских, не считаясь ни с чином, ни со званием. Но так как среди оставшихся русских был начальник штаба, а также несколько человек, специально оставленных Унгерном для обслуживания нужд дивизии, и госпиталь с ранеными, то распоряжение обращено было в шутку».

Голубев, как и Волков, очень подробно, со знанием дела, описывает деятельность унгерновской контрразведки и ее главы полковника Сипайлова. В остальной эмигрантской литературе, посвященной Унгерну, только поручик Н.Н. Князев, непосредственно работавший в контрразведке, столь подробно затронул этот сюжет. Как уже говорилось, Князев и Волков почти наверняка были знакомы. Не исключено, что один из них рекомендовал другого для службы в контрразведке. Можно не сомневаться, что Волков и Князев общались между собой и в Урге, и позднее в Маньчжурии, и черпали из этих бесед информацию для своих мемуаров. Также иркутянин, полковник Михаил Георгиевич Торновский, был знаком с Волковым. Последний ссылается на него как одного из своих информаторов в описании похода Унгерна на Россию. Он упоминает Торновского как «полковника Т., бывшего начальника штаба генерала Резухина». От него Волков почерпнул многие детали о боевых действиях, а тот, в свою очередь, узнал от Волкова некоторые подробности о действиях контрразведки и о взаимоотношениях Унгерна с монголами в Урге. В частности, сожжение прапорщика Чернова описано Волковым, в том числе, и со слов Торновского, так как многие детали совпадают. Также и гибель купца Носкова описана Торновским и Волковым очень похоже, и здесь первый, скорее всего, черпал информацию у второго.