Ататюрк. Особое предназначение

Хотя бы на опредленном этапе.

Но в то же самое время он четко давал понять, что Турция способна себя защитить от любого агрессора.

— Я, — говорил он, — не сторонник вовлечения нации в войну по любому поводу. Воевать следует только в силу жизненной необходимости. До тех пор, пока жизнь нации не в опасности, война — это убийство. Наша турецкая армия находится в прекрасном состоянии, но до совершенства она еще не дошла. Однако нет никаких сомнений, что мы достигнем того, что поднимем армию на еще более высокий уровень, соответствующий ее престижу. Наша армия — это несокрушимая гарантия неприкосновенности турецкой земли и конечного успеха усилий, которые мы настойчиво прилагаем для осуществления идеалов Турции…

Слушая Кемаля и видя возрождение страны, западные страны начинали вести себя с известной осторожностью против совсем еще недавно совершенно бесправной в их глазах Турции.

Да, теперь Кемаль мог пользоваться всеми удобствами жизни и наконец-то вздохнуть свободно, о чем он мечтал все эти годы.

Еще во время измирского процесса он сказал:

— Нам давно уже пора перестать волноваться и подозревать, мы должны стать спокойными…

Глава XI

Но, увы, желанного успокоения он так и не обрел.

— Дайте ему место султана, — много лет назад сказал о нем Энвер, — и он потребует себе место бога!

И был прав.

Даже получив место и султана, и бога, Кемаль, как, во всяком случае, утверждали близко знавшие его люди, так и не обрел душевного равновесия.

К его великому сожалению, расслабление для него отождествлялось с обильными возлияниями, несколькими пачками сигарет и неимоверным количеством кофе, нежели с действительным освобождением от всех тревог души и тела.

И, наверное, с этим уже ничего нельзя было поделать.

Напряженные до предела в течение стольких лет нервы требовали хоть какой-то нагрузки, и таковую ему могли дать только ракы, кофе и сигареты.

И все же он нашел себе занятие.

За своим обеденным столом, за которым каждый вечер собирались «привычные» джентльмены.

Он выпивал несколько рюмок ракы и наичнал предаваться воспоминаниям в стиле своей речи на съезде партии.

Но если молодое поколение было готово поверить прославленному на весь мир человеку на слово, то у многих свидетелей всего происходившего в эти годы в стране рассказы Кемаля вызвали весьма неоднозначные чувства.

Зачастую они вообще терялись в догадках, о чем шла речь.

А снова допущенный к столу хозяина Рефет часто прерывал «воспоминания» хозяина отчаянным:

— Не выдумывай, Кемаль!

Чем вызывал его вполне понятное неудовольствие.

Ничего удивительного в стремлении Кемаля представить историю и себя в выгодном ему свете не было.

Да и какой политик будет поступать иначе?

С политиками вообще происходят в этом отношении странные вещи, и зачастую они настолько заговариваются, что порою уже и сами не в силах отличить правду от вымысла.

Не являвшийся исключением из этого правила Кемаль создал свою собственную легенду, и до недавнего времени никто не осмеливался подвергнуть сомнению изложенные им версии происходивших в стране событий.

Что же касается других участников всех этих событий, то только один Карабекир осмелился явить свету свои мемуары при жизни Ататюрка и пролить свет на все рассказанное им.

Ознакомившись с творением своего бывшего соратника, Кемаль ничего хорошего для себя в нем не увидел.

И как вспоминали близкие к нему люди, чуть ли не после каждой строчки он яростно восклицал:

— Какая чушь!

10 апреля 1928 года Национальное собрание внесло исторические поправки в конституцию, в результате которых ислам перестал считаться государственной религией.

Было принято решение в официальных присягах больше не упоминать Аллаха и утвержден принцип свободы вероисповедания.

Так церковь была отделена от государаства.

В этой связи надо заметить, что ислам был обречен, даже если бы он и не был орудием политики.

Как было обречено на гонение православие в России.

И дело было не в «опиуме для народа» (марксимзм в этом смысле мало чем отличался от христианства с его тоже никому неведомым светлым будущем), а в том, что в стране не могло быть двух религий.

Так, в России на смену Богу-отцу пришел Маркс, место Бога-сына занял Ленин, а Святой дух был вытеснен диалектическим материализмом.

Святые мощи заняли свое место на Красной площади, а вместо закона Божьего стали изучать научный коммунизм и прочие утопические учения.

То же самое происходило и Турции.

Как и в советской России, формирование государственной идеологии с приходом к власти кемалистов началось с крутого поворота к светскости и к отрицанию религии как идеологической составляющей для новой власти.

Понятно, что на место старой религии должна была придти религия новая, светская.

И она пришла в форме турецкого национализма, заявившего о себе ещё при младотурках.

Что же касается самого Ататюрка, то он уже тогда задумывался над совсем другими измерениями.