Ататюрк. Особое предназначение

Что не помешало вернувшемуся с церемонии подписания перемирия главе турецкой миссии на переговорах морскому министру Рауфу-бею заявить:

— Достигнутое перемирие превзошло наши ожидания. Спасены независимость государства, султанат и честь нации…

После длительной агонии так мешавший всем «больной человек», как называли Османскую империю в Европе, благополучно скончался, и она прекратила свое семивековое существование.

Воспаленными от бессонницы и солнца глазами смотрел Кемаль на расстилавшуюся перед ним пустыню и слушал давившую с непривычки тишину.

Он взглянул на стоявших рядом офицеров.

Все были радостны и возбуждены.

Кемаль грустно вздохнул.

Сколько их, вот таких же молодых и подававших надежды, навсегда осталось лежать в песках из-за тупости фон сандерсов.

Но как бы там не было, в бесславной войне была поставлена последняя точка, и с этой минуты начинался отсчет нового времени.

Повсюду царило оживление, и вырвавшиеся из настоящего ада люди от всей души радовались тому, что уже не надо зарываться в песок и ходить в штыковые атаки.

А вот сам Кемаль был задумчив и, глядя на веселившихся людей, всем своим существом чувствовал: нет, это еще не конец, и многим из них еще придется повоевать за новую Турцию.

Иначе и быть не могло, поскольку подписанное на Мудросе перемирие напоминало самый обыкновенный грабеж.

Дымившаяся в развалинах империя обязалась сдать все военные корабли, демобилизовать армию, вывести войска со всех арабских территорий и передать под контроль Союзников железные дороги, почту и телеграф.

Победители оставляли за собой право оккупировать форты Проливов, армянские вилайеты в случае «беспорядков в одном из них», а также любой стратегический пункт, если обстоятельства в той или иной степени угрожали их безопасности.

И не один мало-мальски уважающий себя турок, а таких в стране хватало, не мог согласиться на подобное унижение своей родины.

Противостояние держав закончилось 31 октября 1918 года в полдень.

В этот же день Кемаль получил приказ принять командование группой «Йылдырым» и отправился в Адану, где вместе со своим штабом находился Лиман фон Сандерс.

После выпавших на его долю тяжелейших испытаний Кемаль чувствовал себя настолько опустошенным, что даже не нашел повода в последний раз поругаться с фон Сандерсом.

Да и у того в эти трагические для их стран дни не было никакого желания ссориться с этим попортившим ему столько крови генералом.

Миролюбиво был настроен и немецкий генерал, и, пожимая Кемалю на прощанье руку, он совершенно искренне сказал:

— Я утешаюсь только тем, что передал командование человеку, чьи способности мне хорошо известны. Прощайте!

Кемаль коротко кивнул, и они расстались навсегда.

Обиды, ненависть, разочарование — все это отходило на задний план, и теперь, когда он командовал всем Южным фронтом, у него появились новые заботы.

Был ли он рад своему назначению?

И да, и нет.

С одной стороны, оно придавало ему еще больший вес среди военных, поскольку именно он оставался единственным турецким генералом, не сдавшимся на милость победителя и имевшим в своем распоряжении армию.

Да, его войска были плохо вооружены, скудно питались, но в то же время они оставались боевыми соединениями.

В том, что они уже очень скоро понадобятся ему и стране, он не сомневался.

И, готовясь к будущей борьбе, он старался сохранить как можно больше все еще остававшейся в руках турок территории, людей и вооружения.

Конечно, он был не единственным генералом, пытавшимся остановить разрушение страны.

Многие видные военачальники прятали от Союзников оружие и боеприпасы и саботировали демобилизацию армии.

Но в то же самое время вряд ли мы погрешим против истины, если скажем, что все помыслы у Кемаля в тот период были связаны со Стамбулом, где начинался дележ оставленного иттихадистами властного пирога.

И Кемалю было на что надеяться.

В сформированном за три недели до окончания войны его бывшим командиром Ахметом Иззет-пашой правительстве близкие к нему Али Фетхи и Рауф заняли важные посты министра внутренних дел и морского министра.

Да и новый министр финансов Мехмет Джавит не был ему врагом.

Кемаль считал этот выбор весьма разумным: близкий Талаату Фетхи — один из тех, кто умело руководил «Единением и прогрессом», будучи его генеральным секретарем.

Хусейн Рауф, морской офицер, герой Балканской войны, прекрасно владеющий английским языком и большой поклонник англичан.

Еврей Джавит, дёнме, имел большие связи в международной финансовой среде.

И лучшей характеристикой этого человека для Кемаля было то, что в 1914 году он ушел в отставку с поста министра финансов в знак протеста против вступления Турции в войну в союзе с Германией.

Кемаль поддерживал Иззета.

Забыв свою прежнюю позицию о невмешательстве армии в политику, он отправил султану телеграмму.

В ней он «одобрил» подписание договора о перемирии во имя спасения страны от полного краха, назначение Иззета великим визирем и введение в состав правительства таких достойных людей, как Фетхи, Рауф.

Заявил он и своем заветном желании получить пост военного министра.