Атаульф

Теодобад — не Аргасп, его Аларихом и Арбром не испугаешь.

Долг, стало быть, Теодобаду нужно платить.

А проиграл много, не одна, а две коровы бы понадобились. Но не было у нас тогда двух коров. А были бы — не отдал бы их дедушка Рагнарис.

У нас на дворе рядом с большим домом, где мы все живем, еще один дом стоит, малый. Его Ульф возвел. Там и жил Ульф с женой своей Гото и сыном Вульфилой. Сам Ульф дом этот построил, сам добром наполнил. Жену свою Гото он у герулов отбил — она там рабыней была, а родом она из бурга.

Когда Ульф проигрался, Гото с Вульфилой у нас жили, только не в нашем большом доме, а в ульфовом малом. Вульфила тогда совсем малолетним был.

Вернулся Ульф из бурга и с ним трое дружинников. И сказал Ульф, что проиграл Теодобаду в кости.

Собрали в нашем селе тинг. И дружинники на том тинге были.

Судить это дело о проигрыше Рагнарис просил Хродомера. Знал Хродомер, как по старинному обычаю такие дела судят.

И вышел должник, то есть Ульф. Велел ему Хродомер снять порты и в одной рубахе остаться, как в таких делах полагается. Подозвал Хродомер нас, его родных. И пошли мы к нам на подворье, к ульфому дому. И встали посреди каморы отец мой Тарасмунд, Гото, жена Ульфа, и Вульфила, ульфов сын. Мы же в дверях толпились и смотрели.

Наскребывал Ульф земли по четырем углам каморы с пола земляного и, не оборотясь, бросал через плечо в своих родных.

После, по обычаю, из дома пошел и без портов через изгородь перескочил.

Издревле и готы, и гепиды так показывают, что иной собственности, кроме отмеченной, у них нет. Про то дядя Агигульф нам с Гизульфом потом рассказывал.

Хродомер с дружинниками теодобадовыми долго судили-рядили, все вещи в доме перетрогали. А потом решили: нет, не хватает добра ульфова за долг расплатиться.

Дедушка наш Рагнарис, который все это время молчал и супился, тут заговорил. Предложил отдать в добавление к выкупу меч свой и Ильдихо-наложницу.

Ульф же, от природы угрюмый, только поглядел на него зло своим единственным глазом и брать не стал. А призвав в свидетели Хродомера и дружинников теодобадовых с семьей в рабство к Теодобаду предался. И срок определили ему — четыре года.

В дом же ульфов дедушка Рагнарис никого не пускает, чтобы хозяина дождался в неприкосновенности. Дверь жердиной забил, чтобы не лазили.

Мы с братом Гизульфом застращали Ахму-дурачка, говоря, что в пустом доме живут галлиурунны, зловредные ведьмы.

ДЯДЯ АГИГУЛЬФ — ОРАРЬ

Настало время пахоты. Мы все радовались тому, что Тарасмунд в этом году дома. Больше всех радовался этому дядя Агигульф. Вспоминали, как плохо было в прошлом году без Тарасмунда пахать.

Дядя Агигульф радовался больше всех потому, что когда отца моего Тарасмунда не было с нами, ему, Агигульфу, пришлось все тяготы пахоты брать на себя.

Один раз только и случилось так, что Агигульф вместо Тарасмунда был. Тогда от Теодобада человек приходил в село, звал от имени военного вождя в поход. И поход тот обещал много добра принести, хоть и уходили перед посевной.

Из нашего села ушло немного воинов. У нас обычно дядя Агигульф в походы ходит, Теодобад его и звал.

А дядя Агигульф в тот раз пойти не мог. Он рыбу ловил на озере, на слабый лед ступил, провалился и сразили его огневица да трясовица.

Тут как раз и явился в село человек теодобадов — в поход зовет. Как не пойти? Дядя Агигульф лежит, встать не может. Дедушка Рагнарис зубами скрежещет, на дядю Агигульфа ругается: не сын, а колода трухлявая.

Вон, Хродомер, старый лис, одних баб да рабов в хозяйстве оставил, а Оптилу, сына своего, к Теодобаду отправил — гепидов разорять.

И Валамир своего не упустит, уже загодя уздечкой конской звенит, в поход собирается. За Валамиром пригляд хороший, за Валамиром дядька-раб надзирает бдительно, чтобы не остался внакладе Валамир.

Даже Одвульф, на что никчемный человек, хоть и родич наш (тут дед плюнуть хотел, однако передумал) — и тот ведь собрался! И Гизарна, гляди ты, готовится на гепидов идти.

Но не соседних гепидов, с теми у нас мир, а на дальних, тех, что на озерах сидят, соль варят. У тех гепидов вождь, по прозванию Афара-Солевар. Тот Афара удачно сходил в поход и много взял скота. И обуяла того Афару алчность; только вернулся из похода и тотчас на нас войной двинулся.

Недалеко от бурга гепиды спалили деревню. Ближние гепиды клянутся, что не ходили они в ту деревню и не жгли ее. Стало быть, того, дальнего Афары-Солевара, рук это дело.

Наш Теодобад сказал, что не жрец он премудрости эти распутывать, кто деревню спалил, собрал воинов и на гепидов ополчился, и на ближних, и — если повезет — то и на дальних.

Нашему селу теодобадова вражда с ближними гепидами ни к чему. Гепиды — они полгода думать будут, почему Теодобад на них восстал, а потом вдруг сообразят, что это же на них войной пошли. И, конечно, после этого наше село первым и пожгут, ущерб причинят.

А тына в селе нашем как не было, так и нет.

А уж гепид воевать начнет — его не остановишь. Останавливаются они еще медленнее, чем начинают, таково уж их племя.