— Просьба?! Это её просьба… — уже невротически смеялся я. — Вы знаете свою дочь, как никто другой, так назовите же, пожалуйста, причину, что кроется за этой просьбой. — И Жюльет заговорила о моей профессии, выставив её в таком отвратительно грязном свете, что в довершение столь рассудительной речи не хватало лишь какого-нибудь помпезного кокаиново-героинового салютного залпа. Специально по случаю встречи с ней я нацепил пиджак, повязал галстук и побрился. Я приложил все возможные усилия, дабы после знакомства с матерью Эли у той сложилось обо мне хорошее мнение. И вдруг я слышу — всему виной музыка (хотя Жюльет производила впечатление здравомыслящей женщины, лишённой предрассудков и стереотипного мышления). — Вы мне сейчас лжёте, ведь так? — спросил я. И она подтвердила мою догадку коротким кивком, сказав, что без объяснений я бы не уехал. Но я возразил. — Вы же понимаете, я не уеду, пока не увижусь с Эли. — И тогда Жюльет стала промывать мне мозги этой психологической чушью (которой я уже по горло был сыт), говорить о том, как сложно Эли переживала наш (наш!) разрыв.
— Я ничего не сообщала ей ни о вашем звонке, ни о том, что вы её ищете. Не хочу, чтобы она… Ей ни к чему… — всё пыталась она подобрать подходящее слово, хотя в моей голове вертелось — «стресс». Значит, вдобавок ко всему, я теперь ещё и причина её стресса.
Мы ещё какое-то время просидели в ординаторской, но ничего нового я так и не услышал — Эли я не увижу, потому что это «её решение». Что за маленький Гитлер в юбке, которому все так беспрекословно подчиняются?
17
Декабрь — самый тёмный из всех месяцев. Три часа, а уже смеркается.
Повернув на заваленную сугробами улочку Шамлен, я обнаружил, что серое здание госпиталя со стороны Шербрук оказалось лишь «парадным входом», на самом деле за ним тянулись ещё несколько корпусов. И где-то здесь должна была находиться парковка, где меня уже ожидало такси. Мои окоченевшие от мороза ладони не спасали даже карманы не слишком тёплой куртки — ледяной ветер пронизывал насквозь. Утром я так торопился, что впопыхах забыл перчатки в номере. Сев в такси, я хотел было направиться в лабораторию, выведать домашний адрес Жюльет, и так бы и поступил, если бы не заметил её, быстро шагающую меж припорошёнными снегом крышами автомобилей. Укрывая от пурги лицо в капюшоне чёрной шубы, она остановилась у маленького жёлтого Citroën, роясь по карманам, очевидно, в поисках ключей. Рядом с двумя американскими внедорожниками её солнечная французская машинка смотрелась весьма патриотично на землях, некогда захваченных её же соотечественниками.
— Следом за ней, пожалуйста, — попросил я водителя, и, заведя мотор, он включил счётчик.
Мы долго петляли за ней по городу, всё кружась в районе Шербрук, как если бы она что-то упорно выискивала или потерялась. Спустя полчаса она наконец остановилась на пересечении узкой улочки с односторонним движением и проспекта Папино, прямо у парка Ла Фонтэн. И я совершенно запутался, так как, вроде бы, парк с тем же названием и был перед главным корпусом Нотр-Дам. Уточнил у таксиста. Всё верно, мы неподалёку — по левую сторону больницы. Жюльет вышла из машины и посмотрела на наш автомобиль, тарахтящий чуть поодаль от перекрёстка, на углу которого стояла жилая высотка в двенадцать-шестнадцать этажей.
— К нам идёт, — посмотрел на меня краснощёкий водитель.
Протянув ему купюру, я вышел навстречу Жюльет.
— Хочется верить, что вы заблудились, а не следите за мной, — сказала она, застыв перед светофором, но мне нечего было на это ответить. Ещё в Берлине сев в самолёт, я признал факт своего болезненного состояния. — Штэфан, Дэниэль здесь нет, — после небольшой паузы выдохнула она облаком пара, — возвращайтесь домой.
И пока она убеждала меня в том, что Эли находится не в Канаде, я думал, успею ли сегодня найти какое-нибудь детективное агентство. Время — начало пятого, на улице уже синие сумерки. Да и работают ли в преддверии праздников агентства? А, может, для них это как раз таки самое прибыльное время?
— Дэниэль нет в Канаде, — чуть громче произнесла Жюльет, вырвав меня из размышлений.
— Я должен вам поверить?
— Я живу здесь, — указала она на высотку. — Можете подняться вместе со мной и лично в этом убедиться.
— Вы могли позвонить ей из машины и попросить уйти ненадолго.
— Штэфан, — протянула она. — Ну мы же с вами взрослые люди…
— Да ну? — не выдержал я.
— Её здесь нет, — чеканя слоги, вновь заверила она. — Квартира пуста, вы не найдёте ни её, ни её вещей. Бога ради, не играть же ей в прятки, прихватив чемодан?
— Как знать.
— У вас паранойя! — в первый раз услышал её кричащей.
— Вы прекрасно осведомлены, кто стал её причиной.
— Вы вынуждаете меня идти против воли дочери, — с прежним спокойствием произнесла Жюльет, а на её глазах заблестели слёзы. — Я уверяю вас, Эли — во Франции. Большего я вам не скажу. Я не хочу испортить наши с ней отношения, — отчётливо услышал я в её голосе дрожь.