Atem. Том 1

— В два часа у меня обратный поезд, а в шесть запись в студии, — прошептал я Эли.

— Обратный поезд? Почему ты говоришь об этом только сейчас?

— Посчитал неважным.

— Неважным? Неважным?! — повторила она во второй раз чуть громче и, засунув тетрадку обратно в рюкзак, рванула вниз по лестнице к выходу.

А я не понял ничего из того, что сейчас произошло. Стук её каблуков барабанил по ступеням «боевым молотом бунта». Бум! Бум! Профессор Краус замолк и в растерянности задержал взгляд на Эли, и я ринулся за ней, догнав уже в коридоре.

— Может, объяснишь?

— Зачем?! — посмотрела она на меня полными слёз глазами.

— Да что с тобой не так?! — не смог совладать я с эмоциями и сорвался на крик.

— Зачем ты приехал? К чему это благородство? Заставить меня чувствовать себя должной?

— Должной? — поперхнувшись, переспросил я, хотя отчётливо услышал всё, что она сказала. — «Заставить» и «чувствовать» — не имеющие власти друг над другом слова, они лишь отражают твой собственный выбор и только.

— Мне нечего дать тебе взамен. — Прижимая рюкзак к груди, вцепилась она в него, будто бы в библию. Будто бы я был самим Сатаной, явившимся за её душой.

— Я что-то требовал? — Она отрицательно мотнула головой. — Тогда о каком долге речь? Эли, хватит всё усложнять. Я поступил так, как захотел. Прекрати переводить отношения в какую-то нелепую коммерцию.

— Ладно, — шепнула она, вытирая влажные щёки. Ей-богу, настроение моего десятилетнего племянника и то более постоянное и поддающееся логике.

На лекцию мы так и не вернулись. Решили скоротать время до моего отъезда в зале библиотеки. И снова, словно по щелчку пальцев, как будто бы ничего и не было. Во что я сам себя ввязал?

Внутри здание уже было наполнено суетой персонала, их по-утреннему негромко звучащими голосами, запахом книг и ароматом кофе. Хотя информационные стойки пока ещё пустовали, студенты, точно грибы, то и дело вырастали повсюду: кто-то шнырял меж секций зала, кто-то шуршал страницами за партой у окна, ссутулившись точно настольная лампа, кто-то дремал на кресле, кто-то пытался получить информацию от занятых беседой между собой сотрудников, на что получал краткий ответ: «стойки информации работают с девяти». Удивительное место. Пожалуй даже, единственное место, пробуждающее во мне тёплую грусть ностальгии по моим давно минувшим студенческим годам.

Мы сели на один из диванов «зоны отдыха». Эли заговорила о погоде.

— Всё в порядке? — поинтересовался я, видя сковавшее её напряжение.

— Знаешь, — глубоко вдохнув, начала она после мучительно долгой паузы, — в Париже, — последний слог продрожал в протяжном выдохе. — В Париже мы жили в доме на… — фраза оборвалась, и взгляд Эли застыл на окне. Чем дольше тянулось молчание, тем серьёзней становилось выражение её лица. — Je ne peux pas, — вздрогнув всем телом, сказала она, отчего глаза тот час же наполнились влагой. На сей раз моих школьных знаний хватило, чтобы понять смысл её слов: «Я не могу».

— Всё в порядке, — притянул я её к себе, пытаясь утешить, решив, что, как и с блинчиками, причиной слёз могли стать воспоминания.

— Понимаешь, если бы не было Нигерии, я не была бы здесь. Ничего бы не было. Всё было бы хорошо. — Обхватила она мою ладонь.

Я попал в цель — Эли говорила о своём отце. Но с чего вдруг она захотела завести разговор об этом именно сейчас — осталось непонятным.

— С годами я становлюсь всё большим фаталистом. Всё, так или иначе, ведёт к одному. Мы влияем лишь на вариации действий в уравнении, а они не отражаются на результате.

— Странно слышать, что ты веришь в судьбу. — Подняла она на меня покрасневшие глаза. — Не люблю это слово. Лучше заменить его на «предопределённость». Вот представь: идёшь ты по извилистой тропинке в дремучем-дремучем лесу. Эта тропинка и есть твоя «судьба».

— А лес? — спросила она, поглаживая мягкой подушечкой пальца по тыльной стороне моей ладони, вырисовывая на коже маленькие кружочки, вслед за которыми мысли начинали закручиваться в спиральные вихри.