Atem. Том 1

Мы снова на сцене. По залу прокатилась громовая волна аплодисментов, а под ногами поползли клубы искусственного тумана. Том уселся за синтезатором, выпуская из-под его синтетических клавиш безумные космические звуки, словно он пытался сейчас изобрести монофонический саундрек для Тетриса. Ксавьер умудрился где-то раздобыть зубочистку, которую, запихнув себе в рот, будто трубку, без конца пожёвывал, с важным видом наблюдая за происходящим. Одна сплошная какофония, лишённая какой бы то ни было мелодии, длилась ровно минуту. Затем Том вырисовывает простецкий ритм: пум-пум па-ра-ра, пум-пум па-ра-ра, и немного погодя к нему присоединяется Ксавьер, на каждый «пум-пум» нажимая на педаль, он стучит колотушкой по бочке, сопровождая свои мерные удары излишне экспрессивными выпадами обтянутыми подтяжками плеч. Ещё квадрат этой мелодии, которую без труда сыграет любой здесь присутствующий гость, и настанет мой черёд вступать. Только вот засада — пока я смотрел на Майера, кривляющегося за ударной установкой, отбивающего ногой эти два несчастных бита и пританцовывающего всем корпусом, как если бы это он сейчас рубил какой-нибудь адский треш-метал, — я напрочь забыл первые строчки текста песни. «Пум-пум па-ра-ра, пум-пум па-ра-ра, пум-пум па-ра-ра Па-Па-Па», — Том и Ксавьер прячут глаза за полями своих гангстерских шляп, но сидя на невысоком табурете перед барабанами мне удаётся разглядеть сведённые в замешательстве густые брови Ксавьера, и, догадавшись наконец в чём загвоздка, он подсказывает мне слова. Дело двинулось. Но я всё ещё не могу воспринимать эту песню всерьёз. И из-за моей лыбящейся физиономии голос звучит недостаточно холодно, а мысли и вовсе витают вне головы. Первый припев песни — куда более нелепый, чем его музыкальное сопровождение. Абсолютная банальщина: «Убежим — убежим — убежим. Убегу я один. Твоё лицо и глаза. Что же мне делать? Ничего не поделать. Твои глаза и лицо. Что теперь делать?» Публика шевелит губами, подпевает, хлопает в ладоши и стучит пятками в такт; в это время мы поправляем шляпы, открывая лица, после чего нелепая мелодия заканчивается, и Ксавьер берётся за палочки, мягкими ударами пробегая по глухому пластику, а мой текст меняет градус: «Твоя голова на подушке. Подушка на твоей голове. Ау!» А дальше — очередной музыкальный проигрыш. И ещё пара строчек о прекрасном убийстве. Зрители явно не ожидали подобного развития сюжета, и я ловлю озадаченные взгляды каких-то пышных дам в усыпанных мерцающими стразами платьях, рядом с ними стоит дед Ксавьера, так же как и внук, танцующий одними плечами. Эли и незнакомая мне девушка о чём-то шушукаются, постреливая томными взглядами в нашу сторону. А на балконе начинается перестрелка хлопушками. Да, нас определённо бы ждал ошеломительный успех годах эдак в двадцатых, выступай мы с подобными песенками в придорожных провонявших алкоголем и табаком кабаках, тавернах или трактирах какой-нибудь Алабамы. Последний припев песни — лишь набор междометий и протяжных нот — чистая эквилибристика для моих уже отлично разогретых голосовых связок. Закончив выступление, Ксавьер и я меняемся местами, он тянется за микрофоном и всё же запевает «С Днём Рождения». Зал подхватывает за ним.

88

Вот теперь можно расслабиться и не думать о времени, безустанно посматривая на сцену. Сейчас туда поднялись джазисты и снова исполняют ненавязчивые ритмы. Ксавьер с его матушкой, одетой в яркое красное платье, кружатся под голоса парня и девушки, что-то очень красиво распевающих на испанском языке. Том, Эли и я присоединились к семейному столу Майеров. Дед, отец и зять Ксавьера ни черта не смыслят в музыкальном строе, мы — в военном, однако все продолжаем о чём-то горячо спорить.

— Ну, дак, ты растолкуй мне, зачем армии музыка? — испытующе смотрит дед на Тома и через мгновение сам же начинает объяснять.

— Revenons à nos moutons! — прогундосила Инес, громко рассмеявшись. — Деду только дай повод! Ей-богу, словно вам и говорить больше не о чем! — театрально закатила она глаза.

— О чём речь? — Плюхнулся на стул рядом с дедом Ксавьер, уступив свой пост на танцполе отцу.

— Хорошо выступили, — проигнорировав вопрос, обратился к нему муж Инес. — Видел, как племянники отплясывали под Элвиса?

— Значит, пойдут по моим стопам! — Запихнув в рот жирный кусок стейка, расплылся он в нахальной улыбке. За те несколько часов, что я тут, уже не раз успел услышать от мужей сестёр о том, что их сыновья — будущее армии Германии. Ксавьер же, зная это, намеренно дразнит сейчас Рольфа.

— Последняя песня была необычной, — подхватывает Инес, разряжая напряжение между братом и мужем.

— То есть, тебе не понравилась? — подключается Том. Инес ничего не отвечает, лишь берёт бокал шампанского и делает многозначительный глоток.

— Мне понравилась! — хлопает Ксавьера по плечу дед. — Молодец!

— Сыграй он хоть на ложках, ты был бы в восторге! — потрепав брата по макушке, уходит она вместе с мужем к танцующей толпе.