Atem. Том 1

— Ты так и будешь стоять у двери? — уже закинув пиджак в гостиную, а цветы в столовую, посмотрел я на Эли. Не сняв ни туфель, ни шинель, она, потупив взгляд, крепко сжимала свою сумочку-клатч и беззвучно шевелила губами, как будто бы собиралась проститься и поспешно уйти. А мне отчего-то стало ужасно смешно. Никогда и не думал, что способен производить подобное впечатление на женщин. Как правило, в моём присутствии их поведение менялось прямо-таки на противоположное. — Сейчас найдём какую-нибудь замену твоим каблукам, — сказал я, и уже через минуту шаркая по паркету безразмерными тапками, скрывающими её изящную ножку по самую пятку, Эли прошагала за мной в кухню, пересохшим голосом попросив стакан воды. — Не понимаю я тебя, — всё никак не мог подавить я приступ смеха. А Эли, обхватив стакан трясущимися руками, вышла в соседнюю комнату и замерла перед круглой столешницей, впившись в меня охваченными страхом глазами. Ну точно жертвенный ягнёнок! — Эли, — попытался я успокоить её, обняв, и хотел было спросить о том, к чему, в таком случае, нужны все эти платья, чулки, каблуки, игры, кружева, если она же сама и пасует. Но она в очередной раз шарахнулась от меня — теперь к окну.

— Странное совпадение, — начала она, всматриваясь в темноту улицы, словно видя там что-то ещё, — твой дом стоит у перекрёстка, и мой.

— И в чём же заключается странность? — Щёлкнул я выключателем, и в ту же секунду свет фар подъехавшей машины вспыхнул жёлтыми шарами, осветив в полумраке комнаты её перепуганное лицо.

— В Париже наш дом тоже стоял у перекрёстка. Внизу была… — вдруг задумалась она, а потом почему-то произнесла «блинная» на французском: — …creperie, всегда оживлённая, у светофора вечно сигналили машины, а из окон была видна Эйфелева башня.

— Увидеть Эйфелеву Башню из окон парижской квартиры — это действительно странно. — Подошёл я к ней и снова обнял, в этот раз намереваясь стащить это гипнотизирующее платье. Но Эли ловко перехватила мою ладонь, продолжив:

— Эти перекрёстки, точно кресты, преследуют меня повсюду.

— А я вот в них вижу плюсы. А плюсы — это ведь что-то хорошее, положительное, — вслед за пальцами, путающимися в подвязках на её ногах, запутывались и мои мысли.

— Штэфан! — истошно прокричал Тони, барабаня в дверь.

— Тебе всё же следует проверить, что там случилось, — сказала Эли, разорвав поцелуй.

— Хорошо, — не сразу сдался я. — Побудешь здесь?

Недавно сверкнувшая фарами машина обнаружилась припаркованной прямо рядом с моей. Из неё вышли пятеро парней и уверенной походкой направлялись в студию. Да что за день!

— Пошли, — подталкиваю я к выходу не желающего переступать порог и препирающегося Тони.

— Давай поговорим, — мотает он головой и захлопывает входную дверь.

— Предпочту разобраться во всём сразу на месте. Пошли! — я опять открываю дверь.

И пока мы спускаемся в студию, он успевает вкратце рассказать о том, как за моей спиной в одиночку занимался сведением песен подъехавшей только что группы. Делал он это за меньшую сумму, которую, естественно, полностью прикарманил себе. Уж и не знаю теперь — единичный ли это случай. Разгневанные музыканты оказались совершенно адекватными ребятами. И все предъявленные ими претензии в первую очередь мне, как владельцу студии, — вполне обоснованные. Они записались на прошлых выходных, пока я коротал время в Бохуме. Оплатив запись и сведение, они были уверены, что мастеренгом песен займусь именно я, а не мальчишка-администратор, который, в конечном счёте, не справится со своей работой, зальёт пульт и компьютер кофе, вместе с тем потеряв готовый материал. Насколько готовый это тоже ещё предстояло оценить. Хвала Рене и Тому, за то, что они хранят наши песни не только в студии, но и на своих компьютерах дома.

— Иди домой, — попросил я Тони, обдумывая все возможные выходы из сложившейся ситуации. Но он, всё не унимаясь, жужжал над ухом. — Если все треки записаны, тогда мы можем просто переставить жёсткий диск. С ним-то всё в порядке — а это главное.

Но по глазам Тони я вижу, что дело вовсе не в залитом системном блоке. Или треки не сведены, или сведены не должным образом. Вывожу его в репетиционную комнату. Он начинает извиняться, говорит, что забыл о сроках «сдачи», но обнадёживает тем, что песни, действительно, записаны, а компьютер и пульт находятся в рабочем состоянии.

— Сколько там песен?

— Одна, но в трёх вариантах: инструментальном, акустика-гитара и акустика-пианино. — Штэф, я уволен? — вопросительно смотрит он, и я не знаю, как поступить.

— Иди домой.