Aтем

Из-за хмурых октябрьских облаков, затянувших небо, на улице быстро смеркалось. Вдобавок к депрессивным пейзажам за окном примкнул ещё один – сломанная пополам яблоня у дома через дорогу. Уцепившись ветвями за провода и мотаясь из стороны в сторону, она оставила весь район обесточенным. Правда, полагаю, ненадолго – вокруг неё уже суетились работники аварийной службы.

Я ходил от окна к окну, сжимая в руке трубку домашнего телефона. От былой уверенности позвонить Дэниэль не осталось и следа. И недавний повод стал казаться не столь разумным. «Так, ладно, по ходу разберёмся», – всё же нажал я на вызов. Пошли гудки, тягуче длинные, лишающие надежды, что кто-то вообще ответит. Но вот на другом конце линии наконец прозвучал голос, который из-за взволнованной интонации показался чужим.

– Дэни? – уточнил я.

– Да, – не сразу ответила она, отчего-то тяжело дыша.

– Я не вовремя?

– Пожалуй. О боже, нет-нет-нет! – В трубке раздался оглушительный грохот. – Всё. Теперь вовремя, – залилась она звонким смехом.

– Что там происходит? – теперь и я заразился её весельем.

– Старая полка не выдержала бремени знаний, – выдохнула она; и я точно знал – на её лице сейчас всё та же очаровательная улыбка.

– А у нас дерево ветром сломало, – с излишком радости преподнёс я невесёлую новость. И Дэниэль вновь закатилась звонким смехом. – Поэтому, как крот, сижу тут без света.

– В таком случае, я тебя поддержу и тоже не буду включать, иначе день закончится.

– А что за полку ты мастерила? Для той кипы книг на подоконнике? – предпринял я попытку повернуть разговор в интересующее меня русло.

– Штэфан Холмс, вы и это успели заприметить! – усмехнулась она, а меня одолело странное чувство – будто бы я впервые услышал своё полное имя из её уст. – Принесла книги из библиотеки, расставляла их. А та кипа – мои старые тетради. Собрала их, чтобы выбросить.

– Зачем?! – вырвалось из меня неподдельное сожаление. – Я вот неохотно расстаюсь со своими воспоминаниями.

– Ты же видел того жирафа и прочую чертовщину. Их и воспоминаниями сложно назвать-то, скорее, жуткие фантазии.

– Фантазии всё же лучше, чем туман в голове.

Прямо как у меня сейчас.

– Теперь ты ещё и цитировать Холмса будешь? – спросила она, и я услышал в её голосе улыбку.

– Надеялся, что это проскользнёт незамеченным. Ты была сегодня в библиотеке?

– Нет, только у герра Крауса… как обычно, – сделав паузу, тяжело вздохнула она. – Яков хочет, чтобы я посещала его лекции, вот и передал эту «пищу для мозгов».

– Напомни, кто такой Яков, – сообразив, насколько требовательно это могло прозвучать, я наигранно раскашлялся.

– Сын герра Крауса, – спокойно ответила Дэни.

– А что за лекции?

За спиной пискнул таймер микроволновки, оповестивший о возобновлении подачи электричества.

– Литература.

– И зачем они тебе? – включил я электрочайник и достал из шкафчика кружку.

– Всё лучше, чем бесцельно проводить дни.

– Почему бесцельно?

Увлёкшись процессом приготовления кофе, я не обратил внимания, что уже давно пересёк черту, за которую раньше Дэни меня не пускала.

– Потому что я не знаю цели. Где же ваша логика, Холмс?

После этого разговор совсем не клеился. Дэниэль вела себя так, словно я назойливый журналюга. А я раздражался из-за её непонятного отношения ко мне и уже сожалел о своём звонке.

16

Понедельник. Второй день город утопает в серой меланхолии и густом тумане. А через усеянное мелкими дождевыми каплями тонированное стекло автомобиля улица видится в десятки раз более унылой, чем есть на самом деле. Я не спал всю ночь, поэтому не рискнул сесть за руль в состоянии, когда напрочь отсутствует элементарная концентрация, – пришлось взять такси. Ворочаясь с бока на бок, я всё размышлял о разном и о назойливом «'ecale», которое позже нашёл в словаре – «скорлупа». Почему «скорлупа»? Я строил домыслы, терялся в догадках, но не мог найти убедительного ответа. И вот он, результат, – очередной загаженный день. Впрочем, понедельники никогда не славились своей гуманностью.

– Кажется, это надолго, – смотря на меня в зеркало заднего вида, резюмировал водитель.

Впереди нас до самого конца улицы выстроился неподвижный поток автомобилей и общественного транспорта – точно рой тарахтящих насекомых, ожидающих момента, когда можно рвануть на свободу. И каждый считал своим священным долгом хоть раз да подать оповестительный сигнал о том, что именно он сгорает от нетерпения. А пока светофоры игриво жонглировали цветами, нам ничего не оставалось, как стоять, послушно ждать и наблюдать за дворниками, смахивающими накрапывающий на ветровые стёкла дождь.

– Дэни?! – заметил я её, шагающую под прозрачным куполом зонта по тротуару.

– Вы что-то спросили? – обратился ко мне водитель.

– Пожалуй, я дальше пешком, – вытащив из бумажника купюру, протянул я ему деньги и выскочил из машины.

– Дэниэль! – окликнул я её.

– Доброе утро! – широко улыбнулась она, заметив меня.

– Это неправильно, – ответил я такой же улыбкой.

– Ты о чём?

– Нельзя показывать утру понедельника, что ты счастлив.