Aтем

– Боже! – Хлестнувшая по кухонному окну мокрая ветка липы заставила Дэниэль испуганно вздрогнуть. – Проклятье! – выругалась она, неаккуратно взявшись за раскалённый утюг, и отдёрнула обожжённый палец.

Битые двадцать минут Дэниэль пыталась выгладить кипенно-белую рубашку, но у неё никак не получилось сфокусироваться. Мысли превращались в образы и отвлекали от процесса, отчего на ткани то и дело возникали ненужные складки. Причиной тому был этот недавний знакомый, а виной – собственные страхи. Скорее всего, Штэфан уже давно сидит в кафе, ожидая её. Гадает, что же пошло не так, и наверняка в душе ругает. А она здесь, в своей маленькой комнатушке, в своём перевёрнутом мире, не нашедшая в себе силы всё объяснить.

Плюнув на непослушную рубашку, Дэниэль надела серый свитер – под стать дню – и направилась к Гансу Краусу – старику, которому пару раз в неделю давала уроки французского. Их семьи связывала не только дружба, но дальние родственные отношения.

– Здравствуй, Дэни! – открыв дверь, поприветствовал её Яков – тощий высокий мужчина шестидесяти лет – сын герра Крауса. – Погодка там не на шутку-то разыгралась, – полувопросительным тоном произнёс он, подняв с пола большой тёмно-коричневый портфель, который на вид был старше него самого.

– Это точно. – Дэниэль закрыла мокрый зонтик и прошла внутрь.

– Папа, я заскочу позже! – прокричал Яков в соседнюю комнату. – До встречи, – уже обратился он к Дэниэль.

16

– Bonjour! – поздоровалась она и села за маленький стол, наблюдая за тем, как герр Краус расставляет цветастые фарфоровые блюдца.

– S’il est temps de boir un cafe? – бодро произнёс он, раскашлявшись от смеха. – Bonjour, Danee! – почесав седой затылок, стал он осматривать полки – не забыл ли чего достать? А когда удостоверился, что все угощения на столе, кряхтя, уселся рядом.

– Как ваши дела? – на французском спросила Дэниэль и, перехватив из его дрожащих рук чайную ложку, насыпала сахар в обе чашки.

– Наверное, это всё погода. Совсем неважно себя чувствую, – попытавшись неуклюже извиниться за собственную беспомощность, герр Краус вздохнул и отвёл взгляд в сторону. – Не хотел, чтобы Яков знал, но сегодня… – не договорив, он вновь разразился хриплым кашлем.

– Всё в порядке, я приду завтра.

– Глупость какая! – возразил он. – У тебя, верно, своих дел полно. Встретимся теперь – как обычно – в среду.

– Да бросьте, какие у меня могут быть дела? – понуро склонившись над столом, она потянулась за стеклянной банкой с кофе.

Старик лишь скептически покачал головой.

– Неправильно это, – прикрыл он свою чашку трясущейся ладонью в момент, когда Дэниэль уже поднесла ложку с кофе, – мне больно смотреть на тебя.

– Вы же сами предложили кофе? – сменив тему, ласково улыбнулась она.

– Забыл как «травяной чай» по-французски, вот и ляпнул.

– Тизан. – Дэниэль указала на фарфоровый чайничек с такими же нежными цветками шиповника, как и на остальном сервизе.

– Ти-зан, – задумчиво протянул Герр Краус. – Дэниэль, как прошло твоё собеседование?

– Всё как всегда. – Сделав глоток, она стала теребить длинную прядь волос, волной спадающую с плеча. А затем и вовсе, не желая поддерживать неприятную тему, отвела взгляд, наблюдая за непогодой за окном.

Матово-чёрное небо превратило день в сумеречный вечер, извергая проливные потоки воды на остывшую землю, размывая аккуратно усаженные вдоль улицы клумбы с пламенеюще-оранжевыми цветами.

– Я говорил с Яковом, он может помочь, – осторожно начал герр Краус. – Есть место в библиотеке при его университете. Понимаю, ты хотела не этого, однако Германия не столь либеральна, как Франция. Но… ты всё же поразмысли над его предложением и сообщи, как что-то надумаешь.

– Спасибо, – поблагодарила она и невесело улыбнулась.

На этом «урок французского» и закончился. Не в силах совладать с болезненно ноющей спиной, герр Краус, схватившись за руку Дэниэль и едва волоча ноги, кое-как дошёл до постели. И, тихо постанывая, улёгся на шерстяное покрывало. Дэниэль, несмотря на его категоричные отказы, всё же пообещала зайти завтра.

17

Ещё одна суббота. Ещё один день, отличающийся от остальных только цифрами в календаре. Всё та же угрюмая, тоскливая комнатушка, лишённая красок жизни, но набитая воспоминаниями былых лет, бесшумными фантомами блуждающих по книжным полкам и скрипучим шкафам. И всеобъемлющая пустота.

Дэниэль лежала на кровати и пальцем вырисовывала незатейливые узоры на запотевшем от собственного дыхания окне. Дождь прекратился, а с ним, казалось, застыло и время. Тени сгущались и тускнели – значит, где-то там, за громоздкими тучами солнце медленно тонуло за горизонтом. Фонари ещё не зажглись, а улица, окутанная чернильными потёмками, была зловеще безлюдна. Ни души. Ни света в соседних окнах. Даже деревья в ожидании надвигающегося чего-то перестали шелестеть едва трепещущими листьями.