Атлантическая премьера

– К другу хотим на кладбище сходить. К Саньке.

– Пошли, – кивнул Игорь, – провожу. Где кладбище – знаю, а где Саньку схоронили – нет. Может, по дороге спросим, а может, так найдем. У нас оно не такое большое, чтоб не найти. А Санька мне – друг.

– Ты тоже с нами? – спросил Толян, видя, что я двинулся следом за Игорем.

– Тоже Саньку знал?

– Нет, я не здешний. Но схожу. Наверно, хороший парень был, раз вы после дембеля не домой, а сюда….

– Хороший, – кивнул Толян, – жалко, что ты его не знал.

Как ни в чем не бывало, мы вшестером пошли через поселок. Вроде бы и не дрались утром. Навстречу нам около сельпо попался конопатый, которого видели на станции. Он озадаченно поглядел и спросил:

– Вы че, скорефанились уже?

– Мы к Саньке идем. Покажешь, где схоронили?

– Само собой! – Пацан пристроился к нам, и мы продолжили свой путь. На каждом шагу Игорь говорил «здрасте», похоже, что и его тут все знали, и он всех знал.

Кладбище было небольшое, обросшее огромными липами, нависавшими над маленькой облезлой часовенкой. На нем вперемежку стояли крестики и столбики со звездами, каменные плиты-стелы и пирамидки. Было тихо, хмель на свежем воздухе проходил быстро, а потому стало грустно.

Прошли несколько рядов и аллей из могил, не очень ровных, и добрались до места.

– Вот тут он, – объявил конопатый (по ходу дела мы узнали, что его зовут Вовка), указывая на покрытый алюминиевой краской обелиск с красной звездочкой на верхушке. К обелиску была привинчена на шурупах табличка с надписью «Терентьев Александр Петрович» и датами жизни, между которыми было всего двадцать лет и два месяца. Еще была фотка: на ней Санька был в гражданке.

Как-то сами собой мы сняли головные уборы. Вовка и тот притих.

– Помянем, – сказал Толян, доставая бутылку и стакан. Всем досталось помаленьку, а остаток Толян налил в стакан, накрыл куском хлеба и поставил поближе к фотке.

– Прости, Саня! – Кто это сказал, я не уловил, но мог сказать кто угодно.

Потом мы молчали. Долго, до тех пор, пока не отошли с километр от кладбища. Лишь тогда насупленный Игорь положил руку на плечо Толяна и

спросил:

– Как его… это? Ты видал?

– Долго говорить… – нехотя произнес Толян.

– Правда, что его под самый дембель?

– Ага, – ответил Андрюха. – Оттого и тошно. Мы тогда вместо молодых пошли. Добровольно. Комбат просто попросил: «Пожалейте пацанву!» Все поняли, что дело хреновое. Там ущельице хитрое, с норами. Говорят, через пещеры в Пакистан уйти можно. Разведгруппу туда с «вертушек» выкинули. Речка есть, а вдоль нее – типа тропы. Ну, на пальцах это не объяснишь… Короче, там эту группу и зажали. Ребята сели вкруговую на скале и по рации сообщили в батальон. А там, как назло, все в разгоне. Те, кого послать можно. Остались или молодые, или дембеля. Мы уже на Кабул, в аэропорт собирались. Ну, вот комбат и попросил. Санька и вызвался первым, а потом вон Толян, я. Костя, Минька, короче, все. Пошли, сделали. Хорошо, почти без потерь. Мне осколком по щеке, а Саньке из «бура» – прямо в затылок. Он, этот «бур», за два километра долбит.

– А те мужики, что его привозили, не так рассказывали, – заметил Вовка, – они вроде говорили, что он там вообще всех спас.

– Они все правильно говорили, – кивнул Толян, – там у них фугас был приготовлен. И подрывник сидел с машинкой – только нажми! Всех бы камнями подавило. Ждал, когда мы начнем на откос выходить. А Саня его обошел и прищучил. А потом каску снял, чудак! Наверно, зачесалось или ремешок перетужил… Тут ему и влепили. Духи – они вообще. Им не подставляйся.

– А вы на речку не пойдете? – спросил Вовка. – Вода – класс!

– Пойдем! – кивнул Толян.

Чудо-юдо рыба-кит

Конечно, речка здешняя на Карибское море не тянула, но купаться в ней было можно. Даже поплавать немного. Вода была темная, цвета чая или коньяка, но прозрачная, без грязи, просто через торфяники где-то протекала. Весь берег на протяжении нескольких километров был обложен купальщиками. Даже оба берега. В одиночку, группами, с детьми, с собаками… там тетка разлеглась, там дед, там пара молодых. Но и для нашей компании пятачок нашелся. Правда, не у самой воды, а метрах в двадцати от реки, но пристроились. Скинули армейское, пропрелое, сбросили на травку и бегом! Бултыхнулись, заорали, заплескались.

– Вода! – заорал Толян. – Два года мечтал! – У-о-а-а!

– Да, это тебе не арык!

А я отчего-то вспомнил, как мы с Марселой плыли ночью от вертолета к песчаному островку, где встретились с Мэри и Синди… Было это вообще или это я придумал? А может, Браун фантазировал? Но помнилось хорошо, никуда не денешься…

Минут десять не вылезали из воды, хотя она все-таки была проточная и не самая теплая.

Когда вылезли, то увидели знакомых ребят Игоря, они играли в волейбол, став в кружок. Мы тоже встали, разогрелись. Потом развалились на траве – подстилать-то было нечего.

– Нормально! – поглаживая себя по животу, сказал Толян. – Если бы не уезжать – вообще здорово.

– А зачем тебе уезжать? – спросил Игорь – У тебя чего – жена, дети?

– Нет у меня никого, – проворчал Толян, и я посмотрел на него другими глазами.