Из всей перечисленной выше четверки Оливер Уэнделл Хоумс менее всего известен за пределами США и, в частности, в России – о причинах я еще скажу пару слов. Он родился в одной из самых уважаемых бостонских семей – его отец, которого тоже звали Оливер Уэнделл Хоумс, впоследствии декан медицинской школы Гарвардского университета, был вдобавок средней руки прозаиком и поэтом, знакомым и приятелем практически всех светил новоанглийской элиты и, судя по отзывам, непревзойденным застольным говоруном. Доктор Хоумс придерживался конформистских убеждений, полагая рабство злом, но раскол государства – еще большим злом, и поэтому предпочитавший не расшатывать устоев. Его сын рос уже гораздо большим радикалом и с юных лет связал свою судьбу с движением за отмену рабства. Когда в 1861 году разразилась война, для юного Оливера Уэнделла Хоумса, в ту пору студента Гарварда, не было иного нравственного выбора, кроме как записаться в армию юнионистов добровольцем.
Он ненавидел войну, и она предстала ему в самом страшном обличье. В первом же сражении он стал свидетелем гибели бостонских друзей и сам получил ранение, которое было объявлено смертельным. Он выжил, но был ранен еще дважды и прошел войну до конца. Когда она закончилась, он поступил в юридическую школу Гарвардского университета, стал известным юристом и философом права, а впоследствии – членом Верховного суда США. Он прожил целую историческую эпоху и умер в 1934 году. Он растерял остатки веры и на всю жизнь сохранил ненависть к абстрактным идеям, требующим гибели на своем алтаре. Хоумс был естественным кандидатом в ряды будущих прагматистов.
Происхождение Уильяма Джеймса не было столь знатным – хотя бы потому, что он родился в ирландской семье. Его отец, Генри Джеймс-старший, сын разбогатевшего иммигранта, провел бурную молодость, затем обратился в веру последователей шведского мистика Сведенборга, отвоевал в суде миллионное отцовское наследство и посвятил свою дальнейшую жизнь образованию детей. Для детей эта миллионерская прихоть, постоянные смены школ и переезды из Америки в Европу и обратно, обернулась немалой головной болью, но она принесла плоды. Уильям Джеймс стал в конечном счете одним из пионеров экспериментальной психологии в США, а затем – крупнейшим американским философом, а его брат Генри – замечательным американским прозаиком.
Отцом Чарлза Пирса был Бенджамен Пирс, многолетний профессор математики в Гарвардском университете и первый американский математик с мировой известностью. Сын, с самого начала пошедший по стопам отца, долгие годы пользовался его покровительством и, наверное, отчасти благодаря этому не сумел сделать особой научной карьеры. Пирс-старший, помимо академической деятельности, занимал высокий пост в береговой геодезической службе США и пристроил туда сына. Кроме того, Чарлз, судя по сохранившимся фотографиям, был мужчина весьма яркой наружности и в отношении слабого пола был всегда готов воспользоваться его слабостью. Оба этих фактора привели в конечном счете к тому, что и семейная, и научная жизнь сложились для него крайне неудачно. К тому же, при всем исключительном математическом и философском таланте, он был органически неспособен к организованной работе, за всю жизнь не написал ни одной книги, а все его идеи дошли до нас в коротких эссе, черновиках и пересказах современников. В результате именно Джеймс, который, по собственному признанию, многие идеи Пирса понимал лишь с большим трудом, стал лидером и ведущим представителем прагматизма.
Последний из числа персонажей первого плана – Джон Дьюи, человек уже нового поколения, родившийся в канун Гражданской войны. Наибольшую известность ему принесла его побочная деятельность, в первую очередь школьная реформа, которая стала ответвлением его философских интересов. Кроме того, Дьюи известен своими прогрессивными взглядами и неутомимой общественной деятельностью – он участвовал в создании таких организаций, как Американский союз гражданских свобод, Национальная ассоциация содействия цветному населению, Нью-йоркский профсоюз учителей, и многих других. Именно Дьюи, проживший девяносто три года, был олицетворением идей прагматизма до конца Второй мировой войны, когда их затмила новая реальность – идеологическое противостояние холодной войны.