Блейк считал прощение слабостью. Он писал: «Разрезанный червь прощает гибель плугу»[84]
. Адам был изгнан из Эдема за то, что вкусил плод Древа Познания; Уризен был изгнан из рая, ибо осмелился провозгласить нравственный закон. Христос учил, что человек спасается верой и этикой; Сведенборг прибавил к этому интеллект; Блейк же настойчиво предлагает нам три пути спасения: моральный, интеллектуальный и эстетический. Он утверждал, что третий путь проповедовал Христос, поскольку каждая притча – это стихотворение. Подобно Будде, учения которого он в действительности не знал, Блейк осуждал аскетизм. В «Пословицах Ада» читаем: «Дорога излишеств ведет к дворцу мудрости»[85].В его ранних книгах текст и гравюры, как правило, составляют единое целое. Он великолепно проиллюстрировал Книгу Иова, «Божественную комедию» Данте и поэзию Грея.
Красота для Блейка соответствует моменту встречи читателя и произведения и представляет собой своего рода мистический союз.
Суинберн, Гилкрист, Честертон, Йейтс и Дени Сора посвятили ему целые книги.
Уильям Блейк – один из самых странных людей в литературе.
Хью Уолпол
«На темной площади»
Хью Уолпол родился в Новой Зеландии в 1884 году. Его отец был каноником в кафедральном соборе Окленда. Хью получил образование в Англии, окончил Кембриджский университет. В 1910 году он опубликовал роман «Maradick at Forty»[86]
. Во время Первой мировой войны был в России. Человек душевный и миролюбивый, он служил в Красном Кресте, много раз едва не умер, но ни разу не убивал. Был награжден за геройство. Вернувшись домой, выпустил в свет «The Dark Forest»[87] – плод своего милосердного опыта в беспощадные годы войны. Сюжет, завязавшийся в этой книге, продолжен в «The Secret City»[88], который вышел в 1919 году. «Maradick at Forty» стал первым из его четырех «готических» романов. Автор написал его на оберточной бумаге. Фантастический характер второго – «The Prelude to Adventure»[89] – встревожил друзей писателя. В ту пору, в 1912 году, нормой был реализм. Третий, с привлекающим внимание заглавием «A Portrait of a Man with Red Hair»[90], заинтересовал Голливуд и стал основой фильма, в котором блеснул Чарльз Лафтон. Его начало великолепно, но конец недостоин начала. Четвертый роман, «Above the Dark Circus»[91], отвергли уже читатели. Сам Уолпол считал его своей лучшей вещью и говорил, будто испытывает к нему то же чувство, что мать к самой некрасивой из своих дочерей.Лессинг учил, что события в повествовании должны следовать одно за другим, описывать и мешкать в них недопустимо. Хью Уолпол всегда умел рассказать историю. Вслед за авторами саг он не вдается в анализ своих героев, мы видим их в действии. Миром в его романе правит изначальный маздеизм: персонажи делятся на хороших и плохих, мужланов и героев. Когда он говорит, что тот или иной из них – самый коварный человек в мире, ему, как ни странно, веришь. Действие может умещаться в пределах всего лишь ночи, но она одна многолюдна, как арабские «Тысяча и одна ночь». Во всех головокружительных переменах и приключениях этой напряженной, полной ужаса книги героя хранит талисман – экземпляр «Дон Кихота».
Хорас Уолпол создал в восемнадцатом веке «готический» роман и обошелся со своим изобретением так, что сегодня это вызывает только смех. Понапрасну он прибегал к своим замкам и привидениям. Хью Уолпол в нашем столетии достиг вершин жанра, не обращаясь к загробным силам. Он умер в Кезвике в 1941 году.
Эсекьель Мартинес Эстрада
«Сборник стихов»
О литературе часто судят в свете истории. Хосе Эрнандес посвятил один из экземпляров своего «Мартина Фьерро» генералу Митре; последний ответил очень витиеватым – таков стиль того времени – письмом, в котором обронил фразу: «Идальго всегда будет вашим Гомером». Генерал не мог не знать, что Идальго был исключительно посредственной фигурой, но тем не менее он положил начало жанру, славу которому много лет спустя принесли Эрнандес и Аскасуби. Создавать жанры, подписывать манифесты, провоцировать скандалы – важнее для славы, чем просто хорошо писать. Подобного рода рассуждения имеют прямое отношение к случаю Эстрады. Он не отбросил никакой тени и не был основателем ни одной школы. Он был вершиной, а не отправной точкой. И потому его либо не помнят, либо не знают.
Его замечательную поэзию заслоняет обширное прозаическое наследие: достаточно вспомнить такие книги, как «Рентгенограмма Пампы» (1933), «Сармьенто» (1946) и «Смерть и преображение Мартина Фьерро» (1948). Он смотрел на родину безо всякого оптимизма, и с течением времени его позиция только укреплялась. Лугонес признался, что был согласен с ним, но также заметил, что есть вещи, о которых говорить не стоит, поскольку они могут привести людей в отчаяние.