Если на Арутаки окажется достаточно ныряльщиков, чтобы заполнить все места на шхуне, то «Ваинианиоре» отправится прямо на Хикуэру, в противном случае судно сделает остановку на Макемо. На борту уже находились десять человек с Рангироа, с семьями.
Два месяца Матаоа готовился к началу сезона, хотя не знал, на каком атолле он будет открыт. Теперь юноша был доволен, потому что Хикуэру он знал и любил. Вода в лагуне Хикуэру прозрачная и синеватая, как керосин, а перламутровые раковины там большие, тяжелые и очень хорошего качества. Лучшего места не найти!
В семье долго спорили из-за Матаоа, родители чуть было даже не поссорились между собой! Мато был склонен взять сына с собой, а Техина настаивала на том, чтобы оставить его с Теной и Моссиу, страдавшим от астмы. Она хотела, чтобы с ними поехал Викторина, который взял бы на себя заботы по хозяйству, а сама Техина помогала бы Мато. Викторина не соглашался ехать без Матаоа и, видя непреклонность Техины, принялся плакать. Матаоа, смущенный тем, что явился причиной стольких волнений, вышел из хижины. Повсюду шли приготовления к отъезду: шхуна отходила завтра утром. Ясно было, что останавливаться на Макемо не придется, ибо на Арутаки «Ваинианиоре» забирала тридцать ныряльщиков с семьями, всего восемьдесят человек. Не оставалось ни одного свободного места. Из молодежи наверняка ехали Туке и Тотаи. Вопрос о Пунуа и Нахеу еще не был решен, а Хаамару оставался.
К Матаоа подбежала Моеата. Она запыхалась:
— Ты едешь?
— Еще не знаю.
— Но ты хочешь ехать?
— Еще бы! Кто бы на моем месте не захотел! А ты?
Она оставалась, но хотела знать, едет ли он.
— Я сказал тебе, что не знаю!
— Спроси! Пойди сейчас же и спроси!
— Зачем?
— Если я узнаю, что ты едешь, я начну плакать и заставлю мать отпустить меня.
— Но с кем? Твой отец не ныряет.
— С дядей и тетей, с моей кузиной, ей столько же лет, что и мне.
Лицо ее сморщилось, она, казалось, собиралась расплакаться. Этого еще не хватало! Как все женщины и девушки не похожи на мужчин и мальчиков!
— Я пойду спрошу еще раз, подожди меня.
Техина взяла верх, но Викторина тоже не сдался: он останется с Матаоа. Мать принялась уговаривать сына: он еще молод, у него будет время пожить в деревне ныряльщиков, куда во время сезона набивается две тысячи человек, а может, и больше. Нечего ему делать в этом бедламе среди игорных бараков!
— А Туке и Тотаи?! — пытался возражать Матаоа.
— Они старше тебя, а Хаамару и все мальчики твоего возраста остаются.
Мато положил руку на плечо сыну.
— В будущем сезоне ты поедешь обязательно.
Он повел Матаоа к берегу и указал на лодку.
— Она твоя.
Матаоа преисполнился гордости и радости.
— Ты даришь ее мне?
Мато кивнул.
— Присматривай за сестрой. Все дела по дому лягут на тебя и на Моссиу.
От слов Мато все приобрело иную окраску. Техина считала его еще ребенком. С Мато же он чувствовал себя мужчиной.
«Ваинианиоре» была уже далеко.
Матаоа сидел на корме лодки. Постепенно он успокоился. В последний момент перед отплытием шхуны произошла сцена, которая очень взволновала его. Техина сжала сына в объятиях и заплакала. Он ощутил материнское тепло, слезы хлынули у него из глаз и смешались со слезами Техины.
Шхуна собиралась отдать швартовы. Мато и Тао, которые стояли уже в толпе на палубе, протянули руки и, оторвав Техину от сына, помогли ей подняться на борт. Продолжая плакать, она неотрывно смотрела на Матаоа, а потом опустилась на груду тюков. «Ваинианиоре» вошла в пролив. Стена мужчин и женщин, махавших венками родным и близким на пристани, скрыла Техину. Воспоминания детства нахлынули на Матаоа. Значит, суровость Техины была лишь показной, на самом деле она любила его по-прежнему! Сквозь слезы смотрел он на Мато и Тао, которые что-то кричали с палубы. Ему тоже хотелось как-то выразить свои чувства, но он лишь молча провожал взглядом шхуну, увозившую тех, кто был ему так дорог.
После предотъездного шума и суеты тишина, установившаяся в деревне, казалась особенно необычной. В отсутствие Фареуа обязанности вождя возложили на Тавиту.
Из совета семи в деревне остался лишь он и Амбруаз. Те немногие мужчины, которые не уехали, видно, были лишены дара вносить оживление и смех в повседневное существование. По вечерам больше не пели и не танцевали перед доу. Те, кто уехал на «Ваинианиоре», увезли с Арутаки радость и веселье, оставив деревню в меланхолическом запустении. По вечерам лишь собачий лай нарушал тишину. Матаоа никак не мог привыкнуть к опустевшей хижине, ставшей вдруг очень просторной. Назойливое внимание Викторины выводило мальчика из себя. Ему было неловко от его постоянных забот, почему, он и сам не понимал. Тена была слишком мала, чтобы с ней беседовать. Спокойствие и сосредоточенность всегда погруженного в размышления Моссиу не располагали к разговорам, хотя он смотрел на внука с. доброй, ласковой улыбкой. Даже Моеата на первых порах не могла рассеять грустного настроения Матаоа, но прошло несколько дней, он свыкся с новым порядком вещей и вновь обрел утраченную было жизнерадостность.