Атолл

— Я здорово поработал! Мы привезли много мешков копры. Я мог бы один поднять такой мешок, я стал сильный!

Непроизвольно он напряг свои бицепсы и выгнул торс. Заметив это, Матаоа засмеялся и расслабил мышцы. Но Моеата не улыбнулась.

— Ты думал обо мне? — спросила она.

— Да.

— Часто?

— Да.

— Я тоже думала о тебе каждый день.

Моеату позвала мать. Девочка сделала знак рукой, что идет, и серьезно посмотрела на Матаоа влажными темными глазами:

— Матаоа, не уезжай больше!

Девушка повернулась и побежала. Они виделись всего несколько минут, обменялись двумя-тремя фразами — и снова он в ее власти! Он солгал, уверяя, что часто думал о ней. В действительности Моеата занимала его мысли лишь в начале поездки и в последние дни.

Тело и ласки Тепоры вытеснили на какое-то время воспоминания о Моеате. Но девушка все время думала о нем. Она сама так сказала. Матаоа знал, что это правда, и сердце у него дрогнуло. Тепора лишь тело. Для него существовала одна Моеата.

* * *

Через неделю после возвращения у Матаоа заболел зуб. Он уже испытал однажды зубную боль, когда был на участке. Может, вырвать зуб? Матаоа пошел к Темере, и тот посоветовал немедленно удалить шатающийся зуб. По правде сказать, Матаоа не очень-то спешил, он вполне мог подождать и пришел лишь посоветоваться, но было поздно. Темере уже подвел его к скале и заставил сесть. Не мог же Матаоа признаться, что боится!

— Этот? Верхний? — спросил Темере.

Он крепко привязал к зубу очень тонкий шнурок из пальмового волокна и, не переставая засыпать Матаоа вопросами, другой конец прикрепил к большому камню. Юноша был несколько озадачен: попробуй ответь со шнурком во рту на все эти вопросы. Все же он постарался произносить слова как можно более внятно:

— Действительно, в яме на месте одного каное сразу появляется другой… Да, на участке кито выныривают прямо из-под ног.

— Правда, что вы с Мато собрали двадцать пять мешков? — поинтересовался Темере и вдруг крикнул, глядя на пролив:

— Смотри! Таматароа!

Матаоа быстро повернул голову, а Темере в тот же миг отбросил камень далеко в сторону. Матаоа поднес руку к кровоточащему рту. Зуба не было! Он остался на конце шнурка! Матаоа ничего не почувствовал, так быстро все произошло. Темере перехитрил его, потому что, само, собой разумеется, никакой рыбы и в помине не было.

— Ну, как? — спросил Темере с хитрым видом. — Видел таматароу?

Матаоа, еще несколько оглушенный, быстро нашелся:

— Это была не таматароа, а фафаруа[55]. Разве ты их не различаешь?

Позже Темере много раз рассказывал про молодого Матаоа, которому он врасплох удалил зуб и который не растерялся, шутил и вел себя, как подобает мужчине.

— Не правда ли, неплохо сказано по поводу таматароы? добавлял он.

И старики тут замечали, что ничто так не полезно для подростков, как тяжелый физический труд. Несколько месяцев работы на участке делали из мальчиков настоящих мужчин. Мато был горд этим и решил больше не ждать и посвятить сына в искусство ныряния.

Посвящение

Матаоа уже видел дно моря. Не только с берега или с лодки сквозь прозрачную толщу воды, но и через очки для ныряния, которые ему давали иногда Мато или Тао.

Однако он не преодолел еще полностью свою робость, и его экскурсии на дно моря ограничивались спокойными, неглубокими водами лагуны невдалеке от деревни, так что при малейшей опасности он мог сразу же выйти на берег.

Хаамару, который сопровождал Матаоа в его вылазках, тоже побаивался: разве есть хоть один уголок в море, куда не заходили бы акулы. Правда, Мато сказал, что они страшны, только — когда ранены или видят кровь. Но эти слова Мато мгновенно вылетали из головы, когда вдали появлялись акулы и, большие, величественные, страшные, двигались на мальчиков. По сравнению с ними Матаоа и Хаамару сразу начинали казаться себе слабыми и маленькими. Зато какая красота под водой — ее трудно описать словами! Там все — цвета, движения, формы — представлялось совсем иным.

Наконец, Мато стал брать сына в море. Несколько месяцев они каждый день отправлялись нырять в лагуну. Рядом с отцом Матаоа научился побеждать свой страх. Тем не менее, когда Мато переставал грести и бросал якорь на глубоком месте — обычно он останавливал лодку там, где ему были знакомы каждый коралл и каждая яма на дне, — Матаоа в момент погружения всякий раз испытывал странное волнение, то состояние тревоги и душевного подъема, которое охватило его, когда перед ним впервые открылся этот необъятный волшебный мир, полный чудес.

Нырнув, Матаоа подплывал к отцу, и тот показывал ему тотару, высунувшую из-за выстуНа коралла курносую морду с большими беспокойными глазами, косяк желтых, как утреннее солнце, таниф, розовых, ослепительно сверкающих хапаи[56], стаю татихи, странно повторяющих движения друг друга, с забавными носами, похожими на торчащий вперед палец; огромных тенга-тенга, которые двигались прямо на охотников, сверля их любопытными, недоверчивыми глазами, еще более яркими, чем их крупная чешуя.