При первой же встрече с Моеатой он спросил:
— Почему ты стала другой со мной?
— Оставь меня. Я спешу домой.
— Нет, ты должна выслушать меня, Моеата. Это из-за Тавины?
— Может быть…
— Тогда ты еще глупее Тавины и такая же безумная, как она.
— Ладно, оставь меня, лучше позаботься о ней и о своем ребенке.
Ему захотелось ударить ее, ибо что можно ответить на подобную бессмыслицу? Видно, права Техина, которая говорит, что у Моеаты голова тверже, чем шар ати, и что с таким характером она никогда не сделает ни одного мужчину счастливым.
И Викторина тоже прав, утверждая, что она такая же, как все девчонки, и все ее ссылки на религию — сплошное лицемерие: она делает это, чтобы одурачить Матаоа. Тогда он рассердился на Викторину, но теперь понял, что был к нему несправедлив.
Как же иначе объяснить такое поведение? Она же не разрешает ему прикасаться к себе, так почему она обижается, если то, в чем она ему отказывает, он получал у других? Хотя бы у Тавины? Это ее не касается. Если же это ее трогает, пусть ведет себя как девушка, действительно любящая парня. Но вся его решимость исчезла без следа, когда он увидел слезы на глазах Моеаты. Она показалась ему совсем слабой и беззащитной.
— Послушай, ты поклялась, сама знаешь в чем. Ты не лжешь, я тебе верю. А я клянусь, что никогда не касался Тавины. Других девушек — да, но ее никогда!
— Правда, клянешься?
— Нуда! — сказал он с нетерпением.
Казалось, она поверила. По что-то еще было у нее на сердце.
— А других девушек… Вот видишь?
— Но что же ты хочешь от, меня, наконец? — взорвался он. — Думаешь, что я махоу, как Викторина? Может, мне из-за тебя стать вроде кокосовой пальмы, пораженной болезнью?
Его опять охватил гнев. Моеата была ревнивой и эгоистичной. Она опустила глаза. Тогда Матаоа понял, что он ничего не может сделать против этой ревности и эгоизма. Был лишь один выход, всегда лишь один выход.
— Ты хочешь на мне жениться? — спросила Моеата.
— Да!
Матаоа боялся сопротивления со стороны матери, и это лишало его покоя. Чтобы избавиться от неприятного состояния, он решил, не откладывая, сообщить о своем намерении родителям. Причем он не будет просить их согласия, а как бы поставит всех перед свершившимся фактом.
Матаоа с нетерпением дожидался конца ужина. Моссиу весь расцвел, услышав новость, он надеялся в скором времени стать прадедом. Мато, вначале удивленный, разразился смехом. Ему трудно было представить себе Матаоа мужчиной, нуждающимся в женщине. Техина некоторое время сохраняла молчание, затем спросила:
— Кто первым заговорил о женитьбе, ты или она?
— Моеата, — признался Матаоа.
— И когда это было?
— Вчера.
— И ты сразу же пошел за ней, как щенок?
Матаоа ранили эти слова, тем не менее он смутно ощущал их справедливость. Юноша притих и задумался, но сердце подсказало ему ответ:
— Она первая спросила меня, но все равно позже этот вопрос задал бы ей я.
Он увидел по лицу матери, что совершил ошибку, сказав это.
— Позже это позже. Ты слишком молод, чтобы жениться.
Матаоа в надежде на поддержку обернулся к отцу. Но Мато даже не взглянул на него, поглощенный своими мыслями. Что касается Моссиу, то, поднявшись из-за стола, он по обыкновению взял Библию и направился к своему креслу.
— Чего тебе не хватает? — спросила Техина более мягко. — Разве ты несчастлив?
— Мне недостает Моеаты.
Какой поино ее сын! Смелый охотник, не уступающий самому опытному ныряльщику, а в остальном — как ребенок! Она смотрела на него с состраданием.
Бери ее, если она тебе нужна.
Что она хотела этим сказать? Неужели она согласилась?
— Значит, ты согласна?
— С чем?
— Чтобы мы поженились, — пробормотал он.
— Кто говорит о женитьбе? — бросила она резко. — Неужели нужно жениться на первой же девушке, которую ты захочешь?
Гнев овладел Матаоа. Мать и сын с ненавистью, как два врага, смотрели друг на друга. Никогда больше Техина не будет для юноши тем, чем была прежде. Она никогда не примирится с мыслью, что другая женщина заняла ее место, женщина, которую не она выбрала и которую не любила.
Матаоа вдруг почувствовал себя чужим в родной хижине. Ему показалось, что он в ней лишний и должен построить себе другой дом. Чего он мог ожидать от этих людей, всецело подчиненных воле его матери? Может быть, она думает, что он всю жизнь будет плясать под ее дудку? Он больше не ребенок! Он знает, что ей нужно! Чтобы он как можно дольше оставался ребенком и держался за ее юбку. Все его мужское достоинство стремилось освободиться от этой опеки.