С другой стороны, он сформировался как личность рано — это было чертой его поколения и приметой его эпохи, и всю свою сознательную жизнь был натурой цельной.
Если мы возьмем его заметки и записи разных лет, то можно увидеть обе стороны нравственного облика Фишмана — и его неутраченную способность к развитию, и его неизменную утвержденность на вполне определенных жизненных позициях.
Из этих записей видно и то, как Давид Абрамович осваивал новые для него знания, как он их осмыслял… Видно, что он записывал для того, чтобы лучше помнить что-то… Видно, каким путем шла его мысль, что волновало и интересовало его вне сферы основной деятельности.
Так, в 1965 году он записывает:
* * *
В буржуазном обществе прошлое господствует над настоящим, в коммунистическом обществе— настоящее над прошлым.
А вот записи, сделанные 20 декабря 1966 года:
«Аристотеля спросили: Что быстрее всего забывается — благодарность (!)
* * *
Ничто так не поучительно, как заблуждения гения (П.Л. Капица)
* * *
Если научные исследования ведутся с целью материальных выгод, они получают эгоистический оттенок., а если цель исследований— стремление к власти, то они могут стать даже общественной опасностью и привести к «ученому варварству» (Р.А. Грегори «Открытия, цели и значение науки», Петроград 1923 год)».
9 сентября 1968 года Фишман — явно по поводу чего-то конкретного— записал: «Прогресс», когда речь идет о морали и человеческих отношениях — весьма расплывчатое понятие, несомненно, применимое к некоторым сторонам нашей жизни, хотя отнюдь не ко всем. Но в науке он неизбежен.
Прогресс равнозначен самому существованию науки».
Еще записи, от 15 января 1970 года — целая россыпь:
«Полная свобода делать все, что ты хочешь и как ты хочешь — это, в сущности, не более, чем свобода вообще ничего не делать» (Н. Винер)
Кто не может управлять собой, тот вообще не умеет управлять».
Все это записано не институткой или юношей бледным со взором горящим, а человеком, разменявшим, во-первых, шестой десяток, а, во-вторых, очень много повидавшим, пережившим и перечувствовавшим человеком.
В НАЧАЛЕ 70-х годов он выписывает мысль А.В. Луначарского:
А потом удивляется:
Вот как! Начало 70-х годов для Фишмана — это ядерные и термоядерные заряды третьего поколения, это бурное обновление лабораторной базы, рост КБ, важные задачи по реализации ряда стратегических проектов… Полная забот, по горло профессиональная деятельность с утра до утра, день за днем.
И тут же — Маяковский, Пушкин.
Все это вместе и была жизнь.
И какая жизнь!
Послесловие
ГОРЬКИЙ говорил, что каждый человек способен написать хотя бы одну книгу в своей жизни — книгу о своей жизни. Если бы Давид Абрамович Фишман такую книгу — о его времени и о себе — написал, то не приходится сомневаться, что это была бы захватывающая книга. Но он написать своей книги не успел — ни о жизни, ни о себе, ни о своем деле.
Однако эта книга — не лично Фишмана, а — о Фишмане, о его эпохе и его деле, все же, увидела свет! И теперь читатель знает о герое моей книги немало. Так что же еще осталось сказать мне под конец?
Ну, возможно, вот что.
Мелкий, вроде бы, штрих: переписанная Фишманом собственноручно десятая глава «Евгения Онегина» в расшифровке Чернова.
Переписанная полностью!
В возрасте семидесяти лет, после десятилетий напряженного труда, успехов и разочарований, возглавляя огромное КБ с важнейшими государственными задачами, ежедневно решая десятки малых и больших вопросов, имея тысячи подчиненных, переписать — для себя, для своего удовольствия — десятую пушкинскую главу?..