Ему бы ее — пожелай он, переписали бы хоть затейливым каллиграфическим, хоть четким чертежным почерком, или отпечатали бы на лучшей пишущей машинке, или сделали фотокопию! Да еще и в сафьян бы переплели!
А он не отдал этого дела никому.
Как ни крути — подобное восхищает само по себе! И говорит не просто о незаурядности личности, а — о человечности этой незаурядности.
А ведь десятая глава — это так, деталь. Важные, яркие вехи в его жизни достойны романа: Харьковский рабфак, Киевский аэроклуб, Ленинградский политех, Кировский завод, военная танковая эпопея на Урале, приезд на «Объект» и работа над РДС-1, испытание РДС-1.
Начало пятидесятых, новые заряды, первая «сахаровская» термоядерная РДС-6с, этапная, основополагающая РДС-37, «королевская» «семерка».
А затем — огромная, более чем тридцатилетняя, работа по ядерному оснащению ракет стратегических, оперативно-тактических, тактических и прочих. По созданию направления ПРО — противоракетной обороны. По мирным программам ядерных взрывов. Создание конструкторской школы. И в те же дни, когда он выкраивал время и силы души для освоения десятой пушкинской главы, — работа по текущим планам, формирование новых. И — желание их выполнить!
А параллельно — осмысление сделанного.
Фишман был человеком непростым, раскрывался далеко не каждому, и даже тем, кому он раскрывался, он раскрывался далеко не всегда до конца. Думаю, причиной была не его скрытность — хотя внутренне сдержанным он не быть не мог, а очень уж обширный внутренний мир и очень уж обширные его обязанности и загруженность во внешнем мире, давно состоящем для Фишмана, прежде всего, из подчиненных и начальников.
Об этом задумываются редко, да и сам я задумался о таком лишь сейчас, когда пишу эти строки, но, насколько я понимаю, у крупных инженерных руководителей СССР нечасто бывали душевные друзья. Даже на старинную дружбу у крупных конструкторов с какого-то момента — ох, какой непростой — их жизни не хватало ни времени, ни души. Как уж дружили, казалось бы, ракетчики Королев и Глушко, с каких пор, а вот же — разошлись пути-дороги душ.
И это — не от черствости, а от занятости.
Все уходило на проблемы дела и на восстановление сил для решения этих проблем. Конечно, руководители крупных научных и инженерных коллективов не буки, они постоянно в окружении людей, среди которых всегда немало испытанных товарищей. Но откровенный разговор по душам?
Нет, это случается с годами нечасто.
Поэтому так интересно, на мой взгляд, то, что написал о своем коллеге Николай Захарович Тремасов, заместитель Главного конструктора КБ-11 в 1965–1966 годах, а с 1966 года по 2000 год — Главный конструктор горьковского НИИИС им. Седакова, лауреат Государственной премии СССР, доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РФ:
«По существу— главный конструктор зарядов (хотя официально все время был первым заместителем). Тщательный, вдумчивый и, главное, дотошный до мелочей, как Юлий Борисович Харитон. Я мало с ним взаимодействовал, но всегда плодотворно».
Здесь требуется, впрочем, пояснение. Тремасов всю жизнь занимался электронными системами автоматики, то есть — элементом не ядерного заряда, а ядерного боеприпаса. Поэтому и взаимодействие его с Фишманом не носило повседневного характера, хотя знали они друг друга хорошо и пересекались их дороги нередко — на НТСах, совещаниях в Москве и т. п.
Но тем более ценно то, что написал Тремасов: