— Я жил в одном из домов близ гавани. Как-то приходил ко мне Вигилий и приглашает идти вместе с ним к Хрисафию, самому могущественному лицу во всей Византии. Мы пошли. Дорога пролегала вдоль целого ряда роскошных дворцов (то был настоящий небольшой городок), принадлежащих придворным императора и его первым сановникам. Я вслух, без всякой задней мысли, высказывал удивление перед роскошью этих дворцов, а мой спутник как-то странно, исподлобья при этом взглядывал на меня (точь-в-точь как он сейчас смотрит. Только тогда в этом взгляде не было страха). Я не понимал, что означают эти взгляды. Но едва мы вошли к всемогущему евнуху, как Вигилий начал описывать ему с преувеличениями мое восхищение пред императорской роскошью…
Вигилий, затаив дыхание, жадно следил за каждым словом Эдико. Безумец, — скрежетал он зубами. — Что с ним?.. Но, может быть, он просто хитрит притворяясь здесь моим врагом и противником.
— Он говорил между прочим, — продолжал германец, — и это была чистейшая ложь, будто я хвалил жителей Византии и называл их счастливыми за то, что они богаты и ведут роскошный образ жизни…
— К чему это он клонит? — недоумевал Вигилий, чувствуя все большую робость.
— Тогда Хрисафий сказал: «Ты можешь, Эдико, иметь точно такой же дом с золотой крышей и купаться в золоте. Стоит тебе только захотеть». — Я изумился. — «Стоит тебе только покинуть царство гуннов, — продолжал он, — и переселиться к нам»…
— Он обо мне ничего не говорил. Значит, можно быть покойным, — подумал Вигилий.
— От удивления я не мог сказать ни слова. Тогда… — вдруг он повернулся к Вигилию и, указывая на него пальцем, с гневом воскликнул, — тогда в разговор вмешался вот этот самый Вигилий…
— Он помешался! — в ужасе, не помня себя, воскликнул Вигилий, бросившись вперед. Холодный пот выступил у него на лбу. Он дважды повернулся на месте, затем, обернувшись спиной к Эдико, закутался с головой в плащ и бросился было к дверям. Но восемь сильных рук схватили его за плечи и вернули на прежнее место. Колени его подгибались, и если бы гунны его не держали, он наверно упал бы на пол. Дрожа в смертельном страхе, должен был он слово за слово выслушать — перед лицом грозного Аттилы — весь рассказ Эдико до конца.
— Ты имеешь свободный доступ, — спрашивал меня Вигилий, — к самому Аттиле в его палатку на охоте и во время путешествий и в его опочивальню в лагере?
— Я сказал, что управляю Пэонией, но что когда свободен от занятий по управлению или не имею никаких поручений от моего господина, то нахожусь при нем и поочередно с другими приближенными разделяю честь держать стражу в его палатке или в его опочивальне у его изголовья, охраняя его сон и подавая ему вечером и утром чистую воду для питья.
— О ты, счастливый человек! — прошептал тогда евнух своим противным, тоненьким голоском. — Какого благополучия можешь ты достигнуть, если только сумеешь помолчать и если у тебя есть хоть немного мужества. Я… я сам помогу тебе достичь и богатства и славы, только об этом нужно поговорить на досуге, а я спешу теперь во дворец. Сегодня вечером приходи ко мне сюда ужинать, но один, без свиты.
— Я только догадывался, но не мог еще угадать вполне мыслей несчастного… Я дал обещание придти. Он сделал знак рукой, и Вигилий вывел меня за руку вон, сам же остался у него… Вечером, когда я явился к ужину, нашел у евнуха только одного еще гостя — Вигилия.
При этом слове Вигилий, несмотря на то, что его держали гунны, грохнулся на пол. Гунны довольно грубо подхватили его и подсунули под него скамейку. Стоять он более не мог. Он сидел, прислонившись к столбу, окруженный гуннами.
Глава XIV
В крайнем смущении слушали остальные послы рассказ Эдико. А он между тем продолжал:
— После того как рабы убрали кушанья и посуду, Вигилий запер за ними двери, убедившись предварительно, что и в передней никого не осталось. Тогда они взяли с меня клятву, что я сохраню в тайне то, что они мне предложат даже в том случае, если бы я и не согласился на их предложение. Я поклялся, потому что мне хотелось, конечно, узнать их тайну.
— Так-то ты, несчастный германец, держишь свою клятву, — в отчаянии, не помня себя, воскликнул Вигилий.
— Я не нарушаю клятвы, — сказал Эдико, не удостаивая взглядом противника, — я поклялся молчать во имя моего блаженства в сонме святых на небесах. Но я вовсе на такое блаженство не надеюсь, а думаю отправиться в валгаллу к Вотану… Я поклялся. Тогда первый советник императора вдруг сказал мне прямо в лицо: «Умертви Аттилу»…
Вопли и крики ужаса и негодования были ответом на эти слова.