Читаем Аттила полностью

— Зато оно применяется быстро и справедливо, — заключил Эдико. — В этом тебе еще не раз предстоит убедиться, мальчик.

— Но… если к нам приближаются не разбойники, то кем же могут быть эти люди?

— Увидим, когда наступит вечер.

Так и случилось.

Едва Эдико довел путешественников до брода через реку, где усталые лошади получили и воду и корм, как перед арьергардом показались первые всадники встречного каравана, направлявшегося с запада на север.

Авангард в нем составляли, как и в караване византийцев, гунны, за ними следовали знатные римляне, а потом ехали тяжело нагруженные фуры, хотя и в меньшем числе.

Максимин и Приск медленно приблизились к вновь прибывшим.

— Комес Ромул! — радостно воскликнул сенатор, спрыгивая с седла.

— Друг Примут! — удивился Приск, следуя примеру патриция.

Те, к кому относились эти приветствия, также поспешили сойти с лошадей и все четверо дружески поздоровались между собой. Приехавшие мужчины были в богатых римских одеяниях.

— Я полагал, что ты в Равенне, Ромул! — заговорил Максимин.

— А я воображал, что ты сидишь в своем Виринуме, Примут, — сказал Приск. — Позволь спросить, зачем скитается в степях Паннонии префект Норикума?

— А я думал, что вы оба находитесь в Византии, — заметил комес Ромул, который был немногим моложе Максимина.

— И вдруг судьба неожиданно свела нас здесь! — со вздохом произнес префект Норикума, высокий, статный, мужественный воин.

— Да, нечего сказать: приятнее было бы встретить старых друзей при других обстоятельствах… — подтвердил Максимин.

— А тем более римских сенаторов, — добавил Ромул.

— Но наше свидание… — вставил Приск.

— …Далеко не радостно! — договорил префект.

— Скверно на душе.

— Вероятно, мы посланы с одинаковой целью?..

— И покрыты одинаковым позором.

— Вас послал император Феодосий к Аттиле… — начал Примут.

— …С просьбой о мире! — подсказал Максимин. — А вы едете от императора Валентиниана…

— Чтобы ответить на все требования…

— Полным согласием! — закончил Приск.

— И уплатить всякий налог… — с отчаянием продолжил префект.

— Какого потребует варвар! Там в повозках…

— Драгоценная парча и ткани, серебро и золото — условленная дань за истекший год.

— Так вы должны заключить мир на каких бы то ни было условиях?

— Не может быть! — усомнился ритор.

— Даже не щадя своей чести! — ответил Примут.

— Наша честь давно поругана! — с гневом заметил Приск.

— О, Максимин, внук Антонины! — горестно воскликнул комес.

— Ах, Ромул, победитель вандалов! — отозвался патриций.

— Могли ли мы думать, что нам придется вместе идти на поклон к предводителю гуннов! — сказал префект.

— Унижаться перед кровожаднейшим из варваров!

— добавил Приск.

— У меня есть еще отдельное поручение, — мрачно заговорил Максимин, после непродолжительной паузы.

— И у меня тоже, — подхватил Ромул.

— Конечно, тайное! — смеясь заметил Приск.

— Да, его нужно держать в строжайшей тайне! — подтвердил Примут.

— Если мне не удастся ни золотом, ни унижениями отклонить гунна от новой кровопролитной войны, я должен внушить ему…

— Уж конечно не то, что Западно-Римскую империю легче завоевать и ограбить, чем Византию? — вмешался комес.

— В том то и заключается наше главное поручение, — подтвердил ритор.

— Не трудитесь напрасно, — с гневом возразил префект, — потому что нам приказано убедить Аттилу в беззащитности и бессилии Византии, которая к тому же богаче Равенны, а значит представляет и более лакомую добычу.

— О, позор! — с негодованием сказал патриций.

— Горе нам! — громко воскликнул комес.

Максимин ударил себя рукой по лбу, Ромул прижал ладонь к сердцу, префект гневно потряс головой, а ритор тихо застонал, словно подавляя душевную боль. Во время своего печального разговора они дошли до обоза византийцев. Их лица выражали отчаяние.

Собеседники не замечали, что за ними подсматривает высокий мужчина, скрытый от их глаз груженой тюками повозкой. Этот человек кивнул головой, покрытой тяжелым шлемом, и тихо прошептал на готском языке:

— Что, римляне, видно позор слишком сильно гнетет вас? Но вы вполне его заслужили, а скоро вас ждет неумолимая кара! Погодите, то ли еще будет дальше, римские собаки!

<p>IX</p>

Часа два спустя, четверо друзей довольно уютно устроились в походной палатке. Земля под нею была устлана в несколько рядов драгоценными пушистыми коврами, сверху свешивалась лампа, разливавшая приятный свет; рабы, приставленные для услуг знатным иностранцам, принесли ужин и тотчас же удалились. Расположившись на мягкой подстилке, путешественники сами передавали друг другу кувшины с вином и водой, наполняя изящные кубки. Эдико зашел к ним спросить, не желают ли они еще чего-нибудь, и затем вежливо откланялся. Вигилий лежал в другой палатке, страдая ломотой в бедре. Болезнь, а быть может сознание того, что остальные члены посольства не расположены к нему, заставляли его держаться в стороне. За ним ухаживал его сын.

Посланники Западно-Римской империи вкратце сообщили подробности своего путешествия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Борьба за Рим (Дан)

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза