— С нами не случилось ничего особенного, — заметил префект. — Мы шли почти все время по римским владениям, придерживаясь старой военной дороги, по которой маршировали наши легионы. Только недавно вступили мы в царство Аттилы. Однако, тотчас после перехода границы, у нас случилось маленькое приключение.
— Сильный отряд гуннов, — продолжал за него комес, — подскакал к нам, угрожая и требуя, чтобы мы немедленно остановились. Гуннские воины потрясали перед нами оружием с самым свирепым видом. Делать нечего — пришлось уступить. Тогда к нам обоим подъехал начальник отряда, размахивая обнаженным мечом, и закричал на латинском языке: «Аттила прогневался на вас и говорит устами своего слуги: он больше не желает видеть посланников Валентиниана! Что же касается подарков и денег, которые вы везете, то я требую их немедленной выдачи! Ну, живее! А не то я срублю вам головы!» И он сверкнул клинком меча перед нашими глазами. Однако префект ничуть не испугался, — продолжил Ромул с видимым удовольствием, — и отвечал предводителю шайки: «Привезенные сокровища Аттила получит только из моих собственных рук, как дары, от тебя же это будет добыча грабежа, — теперь делай как знаешь, варвар!» «Хорошо, римлянин, — воскликнул гунн, опуская оружие, — ты молодецки выдержал испытание. Я донесу о твоей храбрости моему властелину!» С этими словами он помчался обратно к востоку. Затем мы встретили новый отряд гуннов, которому было приказано сопровождать нас к Аттиле. Вот и все наши дорожные приключения.
— А вы? — спросил префект. — Вы ведь уже давно вступили на землю гуннов. Расскажи, ритор, о своем путешествии, но прежде налей мне в кубок вина с водою. Как вы доехали сюда?
— Не без затруднений, — отвечал Приск, подавая другу напиток. — Нам только через двадцать дней удалось достичь Сардики, отстоящей от Византии всего на тринадцать дней пути: до того тяжело было тащить с собою наше золото и наш позор, которые мы везем на десяти фурах, чтобы покорно сложить свою дань к ногам притеснителя!
— В Сардике, почти наполовину выжженной гуннами, — продолжил Максимин, — мы пригласили Эдико и других спутников к себе на вечерний пир.
— Но, к сожалению, — прибавил ритор, — нам пришлось у них же позаимствоваться говядиной и бараниной. Лишь приготовление кушаний взяли на себя наши повара.
— За ужином произошел спор. Вигилий, вероятно, слишком усердно наугощался моим луканским вином…
— Или, может быть, притворился пьяным, — вставил Приск.
— Начал прославлять Феодосия, превознося его, как бога, перед Аттилой, которого назвал обыкновенным человеком.
— Кончилось тем, что Максимину пришлось успокаивать раздраженных гуннов, — исключая Эдико, не проронившего ни слова, — и раздать им в подарок множество одежд и драгоценных камней, привезенных из Индии. Нечего сказать, бог Феодосий обошелся нам гораздо дороже того, что он стоит на самом деле!
— Потом мы прибыли в Наиссус.
— То есть на то место, где некогда находился Наиссус. Гунны сравняли его с землею.
— Там все было пусто. В развалинах базилик приютилось несколько раненых и больных, молящих провидение о пище и спасении, или о смерти, что — по всем вероятиям — было ближе к ним. Там же валялось множество трупов.
— Мы, нечестивые грешники, поделились своими скудными запасами хлеба с этими несчастными, доведенными до последней степени отчаяния.
— И поехали дальше.
— Через варварски опустошенную страну!
— Мы свернули в сторону от военной дороги.
— Потому что там нельзя было дышать.
— Почему? — спросил комес.
— От зловония гниющих трупов.
— Они валялись целыми тысячами, непогребенные, заражая воздух.
— То были убитые гуннами в сражении или настигнутые ими и безжалостно умерщвленные беглецы.
— Начиная от Наиссусских гор, мы двигались в обход — и так до самого Дуная.
— Гунны согнали местных жителей, чтобы переправить нас на плотах на противоположный берег реки.
— Меня поразило огромное количество этих первобытных судов.
— Для переправы наших тяжелых повозок с кладью пришлось связывать по несколько плотов вместе.
— На наш вопрос, почему здесь собрано такое множество лодок, нам ответили, что Аттила намерен в скором времени устроить большую охоту.
— Я догадываюсь! — заметил префект. — Только дичью…
— Послужим дикому гунну мы, несчастные римляне.
— Итак, нас перевезли на левый берег Дуная, приблизительно стадий на семьдесят дальше. Тут, на невысоком холме мы и разбили свои палатки.
— Мы устроились на ночлег. Невольники выпрягли из повозок лошадей, разложили костры для приготовления пищи.
— Как вдруг к нашему лагерю подскакало несколько всадников. Эдико уехал вперед за день до этого происшествия, не объяснив нам причины своего удаления. Подъехавшие гунны с бранью погнали нас с холма, приказывая расположиться у его подножия — на болотистой почве.
— Почему? — спросил Ромул.
— Всадники кричали: «Сам Аттила недавно стоял лагерем внизу в долине… значительно дальше, вниз по реке… но все-таки вам не подобает!»
— Что не подобает? — удивленно спросил префект.