Читаем Аттила полностью

— С нами не случилось ничего особенного, — заметил префект. — Мы шли почти все время по римским владениям, придерживаясь старой военной дороги, по которой маршировали наши легионы. Только недавно вступили мы в царство Аттилы. Однако, тотчас после перехода границы, у нас случилось маленькое приключение.

— Сильный отряд гуннов, — продолжал за него комес, — подскакал к нам, угрожая и требуя, чтобы мы немедленно остановились. Гуннские воины потрясали перед нами оружием с самым свирепым видом. Делать нечего — пришлось уступить. Тогда к нам обоим подъехал начальник отряда, размахивая обнаженным мечом, и закричал на латинском языке: «Аттила прогневался на вас и говорит устами своего слуги: он больше не желает видеть посланников Валентиниана! Что же касается подарков и денег, которые вы везете, то я требую их немедленной выдачи! Ну, живее! А не то я срублю вам головы!» И он сверкнул клинком меча перед нашими глазами. Однако префект ничуть не испугался, — продолжил Ромул с видимым удовольствием, — и отвечал предводителю шайки: «Привезенные сокровища Аттила получит только из моих собственных рук, как дары, от тебя же это будет добыча грабежа, — теперь делай как знаешь, варвар!» «Хорошо, римлянин, — воскликнул гунн, опуская оружие, — ты молодецки выдержал испытание. Я донесу о твоей храбрости моему властелину!» С этими словами он помчался обратно к востоку. Затем мы встретили новый отряд гуннов, которому было приказано сопровождать нас к Аттиле. Вот и все наши дорожные приключения.

— А вы? — спросил префект. — Вы ведь уже давно вступили на землю гуннов. Расскажи, ритор, о своем путешествии, но прежде налей мне в кубок вина с водою. Как вы доехали сюда?

— Не без затруднений, — отвечал Приск, подавая другу напиток. — Нам только через двадцать дней удалось достичь Сардики, отстоящей от Византии всего на тринадцать дней пути: до того тяжело было тащить с собою наше золото и наш позор, которые мы везем на десяти фурах, чтобы покорно сложить свою дань к ногам притеснителя!

— В Сардике, почти наполовину выжженной гуннами, — продолжил Максимин, — мы пригласили Эдико и других спутников к себе на вечерний пир.

— Но, к сожалению, — прибавил ритор, — нам пришлось у них же позаимствоваться говядиной и бараниной. Лишь приготовление кушаний взяли на себя наши повара.

— За ужином произошел спор. Вигилий, вероятно, слишком усердно наугощался моим луканским вином…

— Или, может быть, притворился пьяным, — вставил Приск.

— Начал прославлять Феодосия, превознося его, как бога, перед Аттилой, которого назвал обыкновенным человеком.

— Кончилось тем, что Максимину пришлось успокаивать раздраженных гуннов, — исключая Эдико, не проронившего ни слова, — и раздать им в подарок множество одежд и драгоценных камней, привезенных из Индии. Нечего сказать, бог Феодосий обошелся нам гораздо дороже того, что он стоит на самом деле!

— Потом мы прибыли в Наиссус.

— То есть на то место, где некогда находился Наиссус. Гунны сравняли его с землею.

— Там все было пусто. В развалинах базилик приютилось несколько раненых и больных, молящих провидение о пище и спасении, или о смерти, что — по всем вероятиям — было ближе к ним. Там же валялось множество трупов.

— Мы, нечестивые грешники, поделились своими скудными запасами хлеба с этими несчастными, доведенными до последней степени отчаяния.

— И поехали дальше.

— Через варварски опустошенную страну!

— Мы свернули в сторону от военной дороги.

— Потому что там нельзя было дышать.

— Почему? — спросил комес.

— От зловония гниющих трупов.

— Они валялись целыми тысячами, непогребенные, заражая воздух.

— То были убитые гуннами в сражении или настигнутые ими и безжалостно умерщвленные беглецы.

— Начиная от Наиссусских гор, мы двигались в обход — и так до самого Дуная.

— Гунны согнали местных жителей, чтобы переправить нас на плотах на противоположный берег реки.

— Меня поразило огромное количество этих первобытных судов.

— Для переправы наших тяжелых повозок с кладью пришлось связывать по несколько плотов вместе.

— На наш вопрос, почему здесь собрано такое множество лодок, нам ответили, что Аттила намерен в скором времени устроить большую охоту.

— Я догадываюсь! — заметил префект. — Только дичью…

— Послужим дикому гунну мы, несчастные римляне.

— Итак, нас перевезли на левый берег Дуная, приблизительно стадий на семьдесят дальше. Тут, на невысоком холме мы и разбили свои палатки.

— Мы устроились на ночлег. Невольники выпрягли из повозок лошадей, разложили костры для приготовления пищи.

— Как вдруг к нашему лагерю подскакало несколько всадников. Эдико уехал вперед за день до этого происшествия, не объяснив нам причины своего удаления. Подъехавшие гунны с бранью погнали нас с холма, приказывая расположиться у его подножия — на болотистой почве.

— Почему? — спросил Ромул.

— Всадники кричали: «Сам Аттила недавно стоял лагерем внизу в долине… значительно дальше, вниз по реке… но все-таки вам не подобает!»

— Что не подобает? — удивленно спросил префект.

Перейти на страницу:

Все книги серии Борьба за Рим (Дан)

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза