Аттила

— О, Фригга! Благодарю тебя! Теперь бы только достать оружие, — прошептала она в страстном порыве, хватаясь за голову.

Тут ее косы распустились сами собой и упали ей прямо в протянутые ладони.

Между тем, на пороге брачной комнаты лежало пятеро гуннов со своим предводителем. Они чутко сторожили покой Аттилы.

На улице все было тихо, потому что у ворот дома также стояли караульные, никого не пускавшие во двор.

Изнутри также не доносилось ни малейшего звука — полнейшая тишина.

Только однажды начальник стражи вскочил с места, приложил ухо к дверям и даже заглянул в замочную скважину.

— Вы ничего не слыхали? — спросил он своих подчиненных. — Мне послышался сдавленный крик, точно кто-то звал на помощь.

— Ничего не было, — ответил один из гуннов.

— Ничего, — подтвердил со смехом другой, принимаясь тянуть товарища вниз за полу плаща. — Полно тебе подглядывать.

— Да ничего и не видно, — сказал их предводитель, укладываясь на прежнее место. — В спальне совсем темно. Наверное, лампа совсем выгорела.

— Кроме того, — ухмыльнулся второй гунн, — если кому-нибудь там и приходится плохо…

— То уж никак не нашему господину! — подхватил третий.

Затем наступила полная тишина. Караульные больше ничего не слышали.

Короткая летняя ночь прошла; звезды побледнели и великолепное утреннее солнце победоносно выплыло на горизонт из багрянца зари. Время текло… Наконец, наступил полдень.

В брачной комнате никто не шевелился. Дверь в нее оставалась запертой…

XLVI

Еще до полудня старый Хелхал примостился на пороге спальни, терпеливо ожидая выхода Аттилы. Но прошло несколько часов, и старик начал беспокоиться, тем более, что в течение утра в лагерь прибыло с разных сторон немало гонцов с неутешительными и даже угрожающими известиями.

Разведчики то и дело доносили, что германские короли и судьи тайно видятся между собою, устраивают сделки. Хелхал выслушал их всех; вскрыл несколько писем и теперь не знал, что предпринять.

Его беспокойство все возрастало.

Он был способен безропотно просидеть целые сутки на жестком пороге, в угоду ханской прихоти, но положение дел не на шутку стало тревожить его. На границу требовали войска для подкрепления, что предвещало мало доброго.

Наконец, в сердце верного слуги шевельнулось страшное предчувствие. Прислушавшись несколько раз у дверей, он убедился, что в спальне царствует мертвая тишина.

— Неужели они… так долго… спят? Едва ли!

И, стараясь заглушить свои опасения, он опять со вздохом опустился на порог.

Но тут в лагерь примчался новый гонец, весь покрытый пылью. Его лошадь пала у крыльца. Этот человек, протянул Хелхалу письмо.

— Мы отняли его у одного гепида, посланного королем Ардарихом, — запыхавшись, сказал гунн. — Он вез известие к тюрингенцам и защищал его с таким упорством, что нам пришлось изрубить гонца в куски.

Хелхал разрезал шнуры, взглянул на свиток и тотчас принялся неистово стучать в дверь рукоятью меча.

— Хотя бы мне пришлось поплатиться головою, но я должен разбудить тебя, Аттила! Вставай, поскорее вставай! Теперь не время спать, как не время пить и целоваться! Отвори, государь, впусти меня. Начинается бунт! Открытое сопротивление со стороны Ардариха! Он собрал… неподалеку отсюда… все свое войско! Суаб Гервальт убежал к нему. Германцы бунтуют!

Ответа не было.

Тут преданный человек крикнул в полном отчаянии:

— Тогда я сам отопру, не смотря на твой гнев!

Он вынул из поясного кармана данный ему ключ и отпер замок.

Но дверь не поддавалась, хотя старик толкал ее со всей силой руками и коленом.

— Внутренний засов задвинут! Ничего не выйдет! Зачем государь вздумал запираться изнутри?

Караульные со страхом и любопытством ожидали, что будет.

— Уйдите вы отсюда прочь, зубоскалы! — набросился Хелхал на них.

Те попятились, точно побитые собаки.

— Аттила! Госпожа Ильдихо! Отворите же. Отодвиньте засов! Важные известия. Германцы готовят восстание!

Тут он услышал, как тяжелый засов медленно и с очевидным усилием отодвинули изнутри. Дверь растворилась сама собой. Торопливо вошел в спальню Хелхал и снова захлопнул дубовую дверь.

Перед ним, выпрямившись, стояла Ильдихо, молчаливая, бледная… Это она отодвинула засов. Занавески на окнах все еще были задернуты. Лампа давно потухла, поэтому, не смотря на яркое полуденное солнце, в комнате царствовал полумрак. Хелхал пробирался ощупью вперед, стараясь приучить зрение к темноте. Первое, что бросилось ему в глаза, был громадный золотой кувшин: он валялся, опрокинутый на медвежьей шкуре; перед ним была багровая лужа. Сначала старик подумал, не кровь ли это, но узнал по сильному запаху крепкое газзатинское вино. Он обошел лужу, направляясь к широкой постели, где неподвижно лежал навзничь его повелитель.

Аттила казался спящим, но одно было страшно: у него были широко раскрыты глаза.

— Спит он? — тихонько спросил Хелхал новобрачную.

Та ничего не отвечала, продолжая неподвижно стоять на одном месте. Тогда гунн подошел еще ближе к хану.