Аттила, Бич Божий

— Мой господин искренне желает восстановить ту старую дружбу, которая существовала когда-то между вами. Ему нужны солдаты, которые бы присматривали за федератами и не позволяли им выбираться за пределы отведенных им территорий. Ради этого он готов пожаловать вам не только титулы патриция и — вместе с ним — магистра армии в Галлии, но и пятую часть всех доходов Запада. Когда в империю вернутся мир и стабильность, нормализуются налоговые поступления в казну, эти доходы вновь начнут расти. А если вы разорвете союз с Гейзерихом, которого иначе как грабителем и мародером и не назовешь, и, если и не поучаствуете, то хотя бы не станете мешать возвращению нам Африки, они возрастут в разы. Аэций верит в то, что не за горами тот день, когда империи гуннов и западных римлян объединятся — к взаимной пользе. И, в знак своей дружбы и уважения, он просил меня передать вам этот подарок. — Тит развернул принесенный с собой сверток и протянул Аттиле огромное серебряное блюдо, на котором были рельефно изображены сцены и предметы, смысл которых должен был понять один лишь получатель.

Несколько мгновений Аттила молча разглядывал блюдо, затем, выхватив его из рук Тита, прохрипел:

— Подумать только: битва с медведем; тот самый момент, когда я пронзил его своим копьем. А вот Пегас, арабский скакун, которого я подарил Карпилиону, сыну Аэция. Охота на бизонов. Священный Скимитар. Вот уж действительно, прекрасный подарок!

На какой-то момент глаза гунна засветились от радости, в голосе его прорезались интонации получившего долгожданную игрушку ребенка, но уже в следующую секунду лицо Аттилы вновь стало суровым и безжалостным.

— Речи твои гладки, римлянин, да и говоришь ты дело, — рассудительно сказал Аттила, — но хочу тебе напомнить, что в прошлом, когда Запад во мне нуждался, я отдавал много, а взамен получал мало. Твой предшественник, Констанций — пусть даже где-то он и преувеличил, — предлагал мне то же, что и ты. И я уже был готов поверить ему, когда вдруг выяснилось, что сказанное им — не более чем хитрость, с помощью которой он пытался ввести меня в заблуждение. Почему же я должен верить тебе?

— Не знаю, ваше величество, — честно ответил Тит, почувствовав, что что-то пошло не так. Его опасения насчет Констанция подтвердились. Мысленно Тит проклял и его, и Аэция. — Всем известно, что вы редко ошибаетесь в людях. Я был с вами честен, и поэтому готов принять любой ваш вердикт. Но прежде, ваше величество, позвольте спросить, как именно обманул вас Констанций?

— Он здесь. Можешь увидеть его, если сам того желаешь.

Придя в смятение, Тит лишь кивнул в ответ. Что Аттила имеет в виду? Неужели Констанций стал предателем, и теперь шпионит в пользу гуннов?

Король широко раскрыл оконные ставни и жестом предложил Титу выглянуть во двор. Римлянин так и поступил — и в ужасе отпрянул от окна. Посреди покрытой травой поляны стоял высокий крест, с которого свисало нечто омерзительное, то, что раньше было человеком — скелет, кое-где еще покрытый кожей и плотью. Пустые глазницы кишели мухами, что придавало черепу жуткую видимость жизни.

— Констанций служит предупреждением тем, кто может испытать искушение обмануть меня, — мрачно произнес Аттила. — Как я могу быть уверен, что ты, римлянин, не вынашиваешь подобных намерений?

От страха у Тита свело живот. Умереть такой ужасной смертью! Он облизнул внезапно ставшие сухими губы.

— Ваше величество, боюсь, Констанций обманул не только вас, но и нас, — Титу с трудом удалось придать голосу твердость. — Мой господин послал его к вам с добрыми намерениями — как и меня. Побуждения Аэция были чисты, ошибся он лишь в выборе посланника.

— Я склонен верить тебе, римлянин, — выдержав долгую паузу, вымученно произнес Аттила. — Похоже, ты честный человек; жаль, что среди вас, римлян, такие встречаются редко. А на заданный тобой ранее вопрос отвечу: Констанций должен был убить меня, и подкупил его Хрисафий, советник восточного императора.

— Но… вы принимали у себя Максимина, эмиссара из этой империи! — изумленно воскликнул Тит. — Вряд ли Феодосий ничего не знал о вынашиваемом Хрисафием заговоре.

— Может, мы, гунны, и варвары, — сухо заметил Аттила, — но законы гостеприимства мы уважаем. — Он окинул Тита долгим, изучающим взглядом. — Прощай, римлянин. Скажи Аэцию, что я благодарю его за подарок и подумаю над его словами.

* * *