Феодосий любил объезжать крупных и горячих лошадей — словно в качестве компенсации за неэффективное управление империей. Казалось, тем самым он хотел продемонстрировать своим подданным, что она все же существует — пусть одна, но довольно опасная, — та сфера деятельности, в которой он достиг вершин мастерства. В двадцать шестой день месяца, названного в честь Юлия Цезаря, в год, когда был заключен Третий Мир Анатолия, император в сопровождении конюшего совершал верховую прогулку по берегу реки Лик, недалеко от столицы. Прогнав, как обычно, своего гнедого жеребца галопом, Феодосий спешился и передал поводья слуге, приказав тому немного прогулять животное и возвращаться. Оставив господина у реки, конюший отправился исполнять приказание, но перед тем как возвратить скакуна императору, произвел с седлом некие манипуляции.
Вскочив на коня, Феодосий вдруг обнаружил, что тот не желает его слушаться. Любимый жеребец норовил взбрыкнуть и то и дело вставал на дыбы, стараясь сбросить седока. Отчаянные попытки императора успокоить животное закончились безуспешно; Феодосий вылетел из седла и неловко упал на прибрежные камни. Он попытался подняться, но ноги отказывались повиноваться. «Кажется, я сломал позвоночник», — прошептал император конюшему. Тот же, перед тем как отправиться за помощью, незаметно вытащил из-под седла небольшую багряно-красную колючку невысокого кустарника, известного в народе как «карающий куст».
Узнав о несчастье, Аспар сразу же сообщил о случившемся Маркиану, сенатору и прославленному ветерану армии, после чего поспешил к ложу находившегося при смерти императора. Феодосий умер через два дня, на пятидесятом году жизни и сорок третьем году своего правления. Через месяц Маркиан, отставной офицер, беззаветно служивший Аспару на протяжении долгих девятнадцати лет, человек скромный и честный, примерил на себя императорский пурпур.
Первым делом новый, решительно отказавшийся от слабой политики предшественника император передал — через своего посланника Аполлония — вежливое, но недвусмысленное сообщение Аттиле: платить дань гуннам Восток больше не будет.
Глава 42
Персидский царь Сапор […], нарушив условия договора с Иовианом, стал налагать свою руку на Армению, чтобы подчинить ее своей власти, как будто обязательность условий договора была уничтожена[51]
Дувший с горы Арарат ветер пронизывал насквозь. Дрожа от холода, укрывшийся в темной узкой теснине на границе между Римской империей и Персидской Арменией Юлиан плотнее запахнул полы плаща и подул на окостеневшие пальцы. По меньшей мере, в сотый уже раз после выезда из Антиохии помянул он нехорошим словом тот день, когда согласился выполнить это опасное задание. Конечно, будучи действующим офицером восточной римской армии и продолжателем длинной военной семейной традиции (в родственниках, хоть и дальних, у Юлиана числился выдающийся солдат и историк Аммиан Марцеллин), отказаться от этой миссии он не мог. Мысленно Юлиан вернулся на двадцать дней назад, когда и состоялась судьбоносная для него встреча с Аспаром, могущественным полководцем Восточной империи, человеком, стоявшим за восшествием на престол нынешнего императора, Маркиана.
В дом военачальника в Антиохии, втором городе Восточной империи, Юлиан входил с волнением и тревогой. Антиохиец по рождению и воспитанию (как и его знаменитый предок Аммиан), Юлиан не без основания полагал, что родной ему город по праву называют Антиохией Великолепной и Жемчужиной Востока. Проведенный
— Приветствую тебя, молодой Юлиан, — сказал Аспар с улыбкой. — Вижу, ты уже оправился от полученного в сражении с гуннами ранения. Неприятные раны, скажу я тебе, оставляют эти стрелы. Могут и инфекцию занести… Но не будем о грустном. Полагаю, тебе интересно, зачем ты здесь оказался. Речь идет о шпионской миссии в Армении. Мне нужен человек молодой и надежный, уверенно чувствующий себя в седле и не боящийся опасности. Желательно, холостой. Будучи отмеченным наградами за доблесть трибуном,