Аттила, Бич Божий

После того как римляне уехали (Максимин и Приск — на Восток, Тит и сопровождавшие его лица — на Запад), Аттила погнал коня в чистую степь, где мог спокойно обдумать предложения римских посланников. Инстинкт подсказывал ему, что дальнейшие кампании против Востока ни к чему хорошему не приведут. Битва на реке Ут убедила Аттилу в том, что, несмотря на огромное численное превосходство, гунны не могут рассчитывать на постоянные победы над вымуштрованными и хорошо вооруженными римскими армиями. Возможно, предложения римлян действительно следует принять, даже несмотря на то, что он все еще может позволить себе разговаривать с Востоком с позиций силы. Робкий Феодосий ради мира пойдет на что угодно — так, может быть, стоит по-прежнему брать с его империи дань (платить которую богатый Восток, конечно же, может себе позволить), но, как и предлагали римские посланники, называть ее иначе? Почему бы гуннам и не стать платными защитниками восточных границ? Это отлично укладывается в рамки проводимой им сейчас войны против акациров, храброго, но несколько примитивного народа. Подобные кампании легко можно будет представить как стратегический ход, призванный защитить тылы Восточной империи.

А вот Запад… Может, он ошибался в отношении Аэция, а Констанций лишь оклеветал его старого друга и союзника? Роскошный подарок Аэция затронул тончайшие струны его души. И если Аэций искренне хочет заключить союз с гуннами, следует ли ему, Аттиле, принять это предложение? Соблазн велик, очень велик: богатство и титулы, а в будущем, возможно, и объединение двух могущественных империй. Может быть, когда-нибудь осуществится и его мечта о Великой Скифии… Что ж, он взвесит все «за» и «против». А пока воздержится от набегов на Запад и не станет обращать внимания на призывы так называемых «друзей» атаковать Рим немедленно.

На него наседают со всех сторон: Гейзерих; невзлюбившие Меровеха франки; Евдоксий, некогда целитель, а теперь предводитель вновь набирающих силу багаудов, которые нашли прибежище при его, Аттилы, дворе. Все они подталкивают его к нападению на Западную Римскую империю, считая, что та слаба и вряд ли сможет оказать серьезное сопротивление. Приживальщики, презрительно подумал Аттила, шакалы, шествующие вслед за львом в надежде урвать от его добычи хоть кусочек. Их льстивых речей он слушать не будет — по крайней мере, до тех пор, пока не решит, что ответить на предложение Аэция.

Внезапно взгляд Аттилы остановился на двух птицах — зуйке и преследовавшем его соколе. Последний взмыл ввысь: казалось, жить маленькой птичке осталось недолго, но она давно играла в эту игру и знала, что делать. Камнем рухнул зуек вниз, распустив крылья у самой земли, и, держась на этой высоте, устремился в поисках убежища к ближайшей рощице. Сокол летел за добычей параллельным курсом, но нападать не решался: он легко мог убить зуйка, но, стремительно упав вниз, мог погибнуть и сам. Вскоре эти две птицы превратились в скользившие по небу пятнышки; меньшее достигло деревьев и исчезло, более крупное вновь набрало высоту и улетело прочь. Рассмеявшись, Аттила направил лошадь к деревне. Маленькая драма, свидетелем которой он только что стал, лишний раз напомнила вождю гуннов о том, в какой ситуации он сейчас оказался.

* * *

Весной следующего года, в консульство Валентиниана Августа (седьмое) и Авиена, Анатолий и Ном отправились за Данубий на новые переговоры с Аттилой. Результатом прошедшей доброжелательной встречи стало то, что Аттила великодушно отказался от расположенных к югу от Данубия территорий, отказался от заявленных ранее требований, согласно которым римляне должны были возвращать ему всех перебежчиков и пленных, и тактично умолчал о готовившемся против него заговоре. Восточная империя по-прежнему должна была платить гуннам дань (считавшуюся отныне компенсацией за охрану имперских границ), но размер ее, по сравнению с условиями, обозначенными в предыдущем договоре, был значительно уменьшен. Для полководца и магистра оффиций Третий Мир Анатолия стал дипломатическим триумфом: годы терпеливых и настойчивых усилий наконец-то увенчались успехом. Аттила тоже остался доволен: необходимость вести непрерывные войны отпала, он получил долгожданную передышку и мог теперь спокойно подумать о манящей перспективе — возобновлении союза с Аэцием.

О том, что всем его большим надеждам не суждено будет сбыться, а разрушит их нечто крошечное и незначительное, и — что символично — кроваво-красного цвета, Аттила, конечно же, знать не мог.

Глава 41

Император Феодосий упал с лошади, повредив позвоночник.

Феофан Исповедник. Хронография. 810–814 гг.