"АукцЫон": Книга учёта жизни

А на наших длительных зарубежных гастролях угнетало и раздражало не то, что Олег бухал (у нас все так или иначе выпивали), а то, что это определяло его существование. Одно дело, если здоровье тебе позволяет «нажираться», но на следующий день и через день нормально играть концерты, и совсем другое — если ты месяц проводишь в неадекватном состоянии. Зачем тогда ехать? Оставайся дома и пей.

— Иной раз Олега в начале гастролей грузили пьяным в наш автобус и через несколько недель таким же выгружали, — вспоминает Бондарик. — Это, конечно, уже крайняя стадия была. Дальше некуда. В автобусе он в основном спал. Выпивал и спал. Конкретная болезнь. Тем не менее впоследствии он с ней справился. Молодец.

— Как только всплыла тема об изгнании Олега за пьянство, я сразу сказал, что, на мой взгляд, этого делать нельзя, — повествует Федоров, — поскольку всегда понимал, что Гаркуша, не знаю уж каким образом, но действительно является неким тотемом группы. Ребята предлагали: давай ты сам будешь выполнять его функции, шоуменить и прочее. Но я отвечал: дело не в этом. Без Гаркуши в любом случае «АукцЫон» — уже не «АукцЫон». Хотя однажды в каком-то питерском ДК мы играли без Олега, так как он опоздал, и концерт получился, в принципе, крутой. Но все равно мне было очевидно: с уходом Гаркунделя из «Ы» что-то неповторимое у нас исчезнет. И потом, в ту пору его просто было жаль. Я осознавал, что без группы он реально сдохнет. И нужно его как-то лечить.

— На нашей студийной работе пьянство Гаркуши существенно не сказывалось, — говорит Рубанов. — Он же не играет ни на каких инструментах, только периодически приходит в студию, читает свои стихи. Основной его вклад в «Ы» — на концертах, где он движется, сверкает, бренчит погремушками и т. п.

— И с началом безудержной алкоголизации, — подхватывает Озерский, — его креативный потенциал стал заметно угасать. Он попросту пропивал сам себя. А нарастить творческие «мускулы» вновь — практически невозможно. Понятно, что, когда Олег прекратил пить, стало лучше, прежде всего потому, что он просто жив остался. Но какая-то часть его энергии и таланта все-таки отрезалась запойным временем.

— Гаркуше только за авторство «Самолета» можно памятник ставить! — восклицает Федоров. — Считаю, это одна из самых наших выдающихся песен. Недаром Владимир Мартынов и Татьяна Гринденко, впервые увидев Олега и услышав «Самолет», просто обалдели, а Таня упрекнула меня: «Что же ты раньше не рассказывал, что у вас есть такой человек в группе!»

Возможно, мэтры нашей независимой музыки узнали о Гаркунделе вовремя — то есть уже в нынешнем тысячелетии. В конце прошлого миллениума его нестойкий образ мог вызвать у них излишние сомнения, подобные тем, что рождал у некоторой части «аукцыоновской» публики регулярный пакет молока на клавишах Озерского во время концертов. Мне встречались те, кто всерьез полагал, что молоко там из той же серии, что потребляли в баре «Корова» герои «Заводного апельсина» Энтони Бёрджесса. Хотя все обстояло (и по сей день обстоит) проще.

— У меня еще во втором классе обнаружили язву, — поясняет Дмитрий. — При моей повышенной кислотности мне порой необходимо раз в десять минут сделать глоток молока. С алкоголем это, к слову, всегда сочетается нормально. И я даже не задумывался над таким вопросом…

Свою дневниковую запись от 28 июля 1991 года Вова Веселкин завершил словами: «Слишком все много пили. Я чуть поезд не спалил». Эти скупые, но красноречивые строки о еще одной гуманитарной акции, не обошедшейся без «АукцЫона», — железнодорожном странствии под вывеской «Рок чистого воздуха». На взгляд Озерского, то были самые экстремальные гастроли из всех, что выпадали на его долю.

— Типа в развитие темы «Рок чистой воды» год спустя инициативные люди устроили концертный тур «Рок чистого воздуха», — детализирует давние события Дмитрий. — С нами опять поехали «Чайф», «НЭП», еще, кажется, «Крематорий» и какие-то французы с американским вокалистом Майком Рэмбо. Только теперь вместо плавания на корабле мы перемещались на поезде. Авторы проекта нашли стоявший где-то в тупике старый состав, кое-как его реанимировали, загрузили в него всех музыкантов, и мы, значит, тронулись в путь… Путешествие мгновенно превратилось в инфернальный ужас. В разгар жаркого лета наш поезд двигался примерно по такому графику: 15 минут едем, 4 часа стоим. Вентиляция отсутствовала вообще.