Auribus Teneo Lupum (ЛП)

Пока он спит, я пялюсь в потолок. Получилось! Я отказала, и он остановился. У меня словно гора с плеч, ведь теперь я знаю, что могу контролировать всё, что со мной происходит. Но, если отвергну его, Бену придётся идти облегчать свой гон в другом месте, или же я буду вынуждена наблюдать, как он корчится в муках, пока тот не закончится. Дело не в том, что я не хочу заниматься сексом, мне просто… нужно знать, что я вольна поступать на своё усмотрение.

Но на самом деле нет. Мне невыносима мысль, что Бен будет трахать другую, а смотреть, как он чуть ли не плачет от боли, я тоже не смогу. Я не смогу уйти, когда у него начнётся гон, — тогда он впадёт в истерию, вызываемую разлукой. Слёзы жгут уголки глаз. У меня реально нет выбора, и Бен здесь ни при чём. Он остановился. По крайней мере за это я могу мысленно ухватиться.

Он пробуждается, стоит мне свернуться калачиком на полу с ним рядом. Из его груди слышен какой-то сонный рокот, и Бен лениво на меня перекатывается. Я не противлюсь, поэтому и нет нужды кусать мою метку единения. Когда он, ни слова не говоря, пристраивается, я чувствую его полусонное отчаяние и ноющую боль, что всё ещё пульсирует в члене. Бен глубоко вздыхает, входя до упора, и поводит носом у меня за ухом.

— Так гораздо лучше, — бормочет он. Его толчки неспешны, будто он ещё не совсем проснулся. — Извини, Рей.

Я вцепляюсь в его лопатки, не дыша.

— Не извиняйся.

Ему не за что просить прощения. Теперь я понимаю: для него это как дыхание, сон или сердцебиение. Ты не можешь этим управлять, даже если порой хочешь заставить себя уснуть или успокоить колотящееся сердце. Размах больше, но это почему-то и более личное. Мы Фамильяры, две половинки единого целого, частички одного живого существа, разделённого на два тела, а это — всего лишь очередная биологическая функция.

Бен держит спокойный, ровный темп. Он целует меня в скулу, обходя стороной метку единения, и шепчет мне на ушко приятности. Я смеюсь и покрываю поцелуями изгиб его подбородка, обвив ногами его икры, чтобы он проникал глубже. В затылке жужжит теперь другое удовольствие, сравнимое с теплом и покоем.

— Как же хорошо, — вздыхает Бен мне в волосы. — Ты такая сладкая. Там, внутри. — Я чуть ли не слышу, как закатываются его глаза. — Очень глубоко внутри.

— Ты тоже, — произношу я невнятно.

У него получается продержаться от силы ещё пару минут. Я ощущаю пульсацию члена и кончаю, прикусив нижнюю губу. Бен втрахивает меня в пол, потея и терзая ковёр, остро переживая оргазм. Он старается двигаться медленно и размашисто, но у него не получается. Я закрываю глаза и наслаждаюсь тем, как он изливается во мне, как набухает узел, тем, как он хрипло выдыхает: «о боже, о боже».

Потом мы лежим, сцепленные, как и всякий раз, когда занимаемся сексом. Бен вздрагивает от отголосков оргазма и тяжело дышит мне в ухо, едва удерживая свой вес на одной руке. Я провожу пальцами по его влажным волосам и счастливо вздыхаю. Он смеётся.

— Чего ржёшь? — спрашиваю я резче, чем планировала.

— Ты урчишь. Никогда не слышал в твоём исполнении. — Его бёдра дёргаются, и он стонет. — Господи, как же от этого охуенно!

— Урчу? — эхом откликаюсь я.

Ему удаётся только кивнуть, прежде чем он снова кончает. Я хмурюсь, понимая, что Бен прав, а он тем временем перекатывается на спину и располагает меня сверху. Это оттягивает узел, и бедолага скулит и впрыскивает в меня ещё больше спермы. Я расслаблена, но он нет.

Я утыкаюсь носом Бену под подбородок и задираю руку, чтобы вновь потрогать его волосы. Незаметно для себя я начинаю урчать и на этот раз не сомневаюсь, что это оно. Моя пара целых пять минут обходится без мини-оргазма, и, лёжа на его груди, я проваливаюсь в дрёму. Он целует меня в висок.

— Люблю тебя, — произносит он, зевая.

Почти заснув, я бормочу в ответ:

— И я тебя.

====== Pace (Согласие) ======

— Ладно, давай рассказывай, за что тебя упекли за решётку.

Мы сидим на кухонном полу — вернее, Бен сидит, — сцепленные после очередного всплеска сексуальной активности из-за гона. Бен, бедняга, уже готов закинуться снотворным и покончить с этим, лишь бы таблетки помогли утихомирить гормоны. Я сижу у него на коленях, обхватив ногами талию; одно одеяло накинуто мне на плечи, другое — под Беном. Я зачерпываю йогурт из контейнера и предлагаю ему ложечку.

Он хмыкает и открывает рот, как полудохлый птенец. Я оттягиваю ему челюсть и кормлю малиновым йогуртом, а потом и сама съедаю ложку. Его бледная грудь, усыпанная царапинками от моих ногтей, блестит от пота. Пару раз я пыталась пригладить ему волосы, но на голове у него всё равно форменный бардак.

Бен поводит плечами, которыми опирается о кухонный остров, и морщится.

— За избиение, за продажу травки. Два года отмотал. — Он наклоняется, чтобы потереться носом о мой подбородок. — За тупую херню.

— И кого же ты избил?

— Да каких-то чуваков, в баре подрался. — Его веки трепещут, и он напрягается и кончает в меня со стоном. Он ёрзает подо мною, потом хватает за талию и устраивает меня, как ему удобней. Я тем временем продолжаю есть йогурт.