АУТОДАФЕ ЛЮБВИ (СИ)

Во всем мире, будь то магический или маггловский, испокон века подавляющее большинство людей обожает смотреть на казни. Наверное, есть что–то такое в самой человеческой природе, что неудержимо влечет его к тому, чтобы стать свидетелем мучений или гибели других людей. Пожар, авария, место преступления, похороны неизменно собирают досужих зевак, но казнь – это особая статья. Можно с уверенностью сказать, что она самое излюбленное и желанное зрелище толпы, ибо казнь гарантирует в качестве развлечения чужую смерть, самое таинственное, пугающее и, следовательно, самое притягивающее событие в человеческой жизни. Простейшая мысль «умри ты сегодня, а я – завтра», ядовитым гадом зарождающаяся в самом темном закоулке души, приносит тайное удовлетворение практически каждой человеческой особи.

Измученным парням под смех и непристойные шуточки, раздающиеся из толпы, сняли стягивающие петли с яичек, помогли спуститься с телеги и встать на ноги – последний отрезок пути к эшафоту осужденные должны были пройти сами. Стоя на широко расставленных, испачканных кровью ногах, Малфой сделал несколько шагов вперед и тут же споткнулся о торчащий булыжник. Задохнувшись от боли, он со стоном упал на колени, чуть не рухнув лицом прямо в кучу лошадиного дерьма. Гарри, забыв о собственных мучениях, бросился к нему в стремлении помочь, не думая о том, что со связанными за спиной руками ничего не сможет сделать. Его остановил один из подручных палача, отталкивая от Драко, а другой тут же подхватил Малфоя под локти и помог ему подняться на ноги. До эшафота оставалось идти всего каких–то полсотни шагов, но истерзанная промежность и распухшие яички горели огнем, ноги почти не слушались, и, видя беспомощное состояние осужденного аристократа, помощник экзекутора подхватил его под руки и поволок под улюлюканье толпы к месту казни. Это показалось Малфою настолько унизительным, что он, собрав в кулак всю гордость, попытался вырваться из рук своего мучителя.

– Пустите меня, я пойду сам, – прошипел Драко, и на удивление толпы его действительно отпустили.

Малфой хоть и медленно, но твердым шагом шел вперед, рядом с ним, плечо к плечу – Поттер, с трудом переступая босыми ногами по грубым булыжникам. Немного позади их сопровождали помощники палача, готовые в любую минуту схватить осужденных, если у них откажут ноги, или вдруг они вздумают в нарушение всех приличий сопротивляться. Чуть поодаль от скорбной процессии шествовал секретарь суда со скрученным в трубку приговором, с которого свисала большая красная печать. Осужденных не подгоняли, пока они ковыляли к эшафоту. То, что происходило сейчас перед глазами собравшихся, было пределом мечтаний любой толпы. Те, кто со своих мест могли видеть приговоренных, пожирали их глазами. Обнаженные тела молодых красивых парней вызывали всеобщее возбуждение. Не зависимо от того, как каждый из зрителей относился к осужденным, с жалостью или злорадством, все без исключения всем своим естеством чувствовали извращенный эротизм происходящего, а очевидная вина двух любовников служила очень подходящей ширмой для жгучей похоти, горящей в учащенно стучащих сердцах. Многие из наблюдающих, представляя в этот момент, как ведомые на казнь парни занимались ЭТИМ, испытывали волнение и желание, разливающееся приятной истомой по всему телу. Эти грешные и несчастные мальчишки, выставленные на всеобщее обозрение и ведомые на убой, стали объектом какого–то чудовищного группового полового акта, хоть и платонического, но потрясающе реального. Очень многие мужчины, липкими взглядами ощупывая упругие и окровавленные ягодицы Гарри, ловили себя на мысли, что хотели бы заняться сексом с этим красивым парнем, хотели бы жарко ласкать и тискать его сильное, спортивное тело с крупным членом, и трахать этого молодого, горячего самца, как последнюю шлюху. Представительницы прекрасного пола горящими глазами рассматривали опухшие гениталии юного аристократа и не скрывали злорадства на хорошеньких лицах, думая о том, что в самое ближайшее время этот надменный чистокровный сукин сын, пренебрегший любой из них, будет корчиться в смертельных муках, когда ему раскаленными клещами будут вырывать его мужское достоинство, которое он сам недостоин иметь. Все то время, пока измученные парни брели к эшафоту, похотливые взгляды ощупывали их обнаженные, взмокшие от пота тела, липко обволакивая гладко выбритые лобки, хищно впивались в опухшие, темно–бардовые яички, окровавленные ноги, упругие, мускулистые ягодицы. Казалось, что воздух над площадью уплотнился и превратился в густой миазм жестокого сладострастия, а парней мысленно насиловали сотни человек. Гарри почти физически ощущал на себе эти липкие взгляды, и он не мог оторвать глаз от земли. Его обнаженное тело покрылось холодным потом и было охвачено нервной дрожью.