Авантюра, валюта и кровь

– Ха! Я ни за что не поверю, что они предполагали сделать что-то хорошее! Все они закоренелые бандиты-убийцы, для которых умертвить человека – всё равно что тебе сделать стакан несложного фирменного коктейля. Так вот, возвращаясь к сути, пока они, рассевшись за круглым столом, оббитым дорогим зеленым сукном, строили невероятно «грандиозные планы», к ним ворвались – как мы предполагаем – пятеро японских головорезов и, размахивая самурайскими саблями, принялись убивать всех и каждого, кто вольно или невольно попадался им на пути. «Наши бандиты», – рассказчик хихикнул, – тоже в долгу не остались и, повытаскивав всё, что может стрелять, открыли по «нападавшим камикадзе» непрекращающийся, шквальный огонь. Как следует понимать, бой получился невероятно ожесточенный: полы в помещениях насквозь пропитаны кровью; совещательная комната завалена изуродованными телами и отрубленными конечностями различного качества, – увлекшись рассказом, молодой сотрудник правоохранительных органов начал перечислять «крутые подробности», – всюду виднеются головы, руки, ноги, отделенные от туловищ, и «вскрытые животы». Но и японцам тоже досталось нехило: трое из них остались лежать в зале мертвыми, а двое уползли, едва оставшись живыми, но получив многочисленные огнестрельные раны… кстати, именно по их окровавленным следам, скажем так, «неуверенного отхода» мы и смогли определить, что в общей сложности их прибыло пятеро.

– А наших? – спросила девушка заинтригованным голосом, немного подрагивая от охватившего ее нервного возбуждения. – Кто-нибудь из наших остался?

– Нет, никого, – ответил Степан с достоинством, в общем-то понятным для полицейского, большая часть неприятных подопечных у которого была уничтожена, – всех «положили»… дольше всех Батя держался, но сказать он так ничего и не смог, а пока ехала скорая, «преспокойно скончался». Так что «наших бандитов» в моем районе практически не осталось – это я могу заявить с полнейшей уверенностью.

– Если ты говоришь сейчас правду, – насупилась Лиза, сделав лицо слегка опечаленным, – получается, мне придется искать другую работу.

– Не сомневайся, – уточнил лейтенант, – случившийся факт, он же совершенная истина. Кстати, если уж будешь менять род занятий, то попробуй найти чего-нибудь попристойнее.

– Легко вам, маменькиным сынкам, так запросто рассуждать, – злорадствовала Елизавета, скривив пленительно-красивые губы в язвительно-неприятной усмешке, – выросли дома, получили образование, устроились на значимую работу; мы же, в сравнении с вами, еще в малолетстве оказались в детдоме и прошли там школу диаметрально иную – не ту, что направлена на получение знаний, а напротив, ту, с помощью которой можно разве лишь выжить и не сломаться под жестоким гнетом неприветливых обстоятельств и непрекращающимися ударами злосчастной судьбы; говоря проще, спасибо за искреннее напутствие, но мне придется работать, единственное, там, где только возьмут, а не там, где мне бы вдруг захотелось – если, конечно, ты мне взамен ничего не предложишь?

– Да нет, – отвечал блюститель порядка, ничуть не обидевшись, – по крайней мере, пока… Но, не переживай, я обязательно буду иметь твою заботу в виду, и ежели что подвернется, то сообщу тебе, красавица, непременно; а теперь, извини, меня начальство зовет, – указал он на махавшему ему рукой подполковника, – в следующий раз договорим обязательно, а сейчас я побежал: надо работать… еще увидимся.