Авантюра, валюта и кровь

Пока две девушки «мило беседовали» и бесконечно курили, оставаясь на кухне, в каморке, используемой в настоящий момент для пыток, никак не совместимых с гуманностью, наконец-то очнулся преступник Малой. Взглянув на его правую руку, можно было определить, что, кроме распухших костяшек, указательный и средний пальцы той же ладони превратились в нечто невообразимое, страшно болели, а еще и методично пульсировали, как будто в какое-то мгновенье сердце выскочило из груди и как будто оно впоследствии переместилось в самый край поврежденной конечности – его тюкающие удары «перекликались» с терзающей болью, острой и практически нескончаемой; в результате плененный бандит постоянно мычал, и чувствовалось, что если бы не липкая лента, то он бы не переставая орал, вопя на всю округу надсадным и «диким голосом».

Глава XXI. Пытка, совмещенная с уборкой мусора

Заметив, что пленник больше в «облаках не витает», Мэссон почти вплотную приставил лицо к его испуганной физиономии и рычащим голосом произнес:

– Ну что, может, настало время для нормального, человеческого общения, без молотков, кувалд и прикладывания физической силы, а! как ты считаешь?

Перестав мычать, тот активно закивал головой, выражая согласие. Резким движением с его губ был содран клеящий «скотч», и, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от мучившей его боли, бандит исстрадавшимся голосом вымолвил:

– Что вам надо? Спрашивайте уже: я всё расскажу… что, разумеется, знаю. Говорю честно: больше мучительной боли я просто не выдержу… вы же, как я понимаю, останавливаться в безжалостных изуверствах вовсе не собираетесь.

– Соображаешь, – убедительно заключил рассудительный Майкл, ставя перед пленником стул и садясь прямо напротив (для того чтобы удобнее было вести доверительную беседу), – сначала скажи нам: кто… ты… такой?

– Я имею кличку Малой, – почти сразу же ответил человек, подвергшийся чудовищным пыткам.

– Что ты здесь делаешь? – сделавшись грозным, вставил вопрос Борщов, тоже пожелавший принять участие в установлении непридуманной истины.

Посмотрев на «вклинившегося брата» недовольно, так, словно бы говоря, что «душещипательный допрос» должен вести кто-то один, Михаил повернулся обратно к бандиту и придал лицу выражение, яснее-ясного говорившее, что и ему не терпится выяснить цель оказанного им чрезмерно пристального внимания.

– Меня прислали за вами следить и докладывать про каждый ваш шаг, – превозмогая нестерпимую боль, ответил ему Малой.

– Хорошо, как раз тут-то всё мал-помалу понятно, – сделав небольшую паузу, констатировал Мэссон, слегка прищуривая глаза, – а теперь вещай самую суть: на кого ты, «гнусный поганец», работаешь, чего им от нас понадобилось и что – черт возьми! – здесь, вообще, происходит? – он кивнул на шесть пакетов, где равномерно разместились останки нападавших японцев, упакованные, между прочим, в присутствии связанного бандита.

Непроизвольно вздохнув и стараясь перебороть непрекращающиеся мучения, страдалец немного поразмыслил и, стараясь казаться искреннем, начал правдивую повесть:

– Я нахожусь в прямом подчинении у «звеньевого бригадира», больше известного как Верзила. Он в свою очередь находится на прямой связи с Павлом Аркадьевичем – выше него, я думаю, в преступном мире нет никого? – здесь непременно нужно отметить, что никто и никогда не лицезрел его лично, так как он всегда появляется в черной повязке и точно таком же костюме, ничем не отличаясь от ниндзя… всем известен только его замогильный, загробный голос.

– От которого кровь стынет в жилах, – уточнил Майкл, чуть-чуть поразмыслив.

– Правильно, – согласился Малой, – именно так и обстоит в самом деле. Продолжая, скажу, что по указанию – Самого́! – я выставлен вести за вами непрестанное наблюдение; в мои обязанности, сверх прочего, входит – один раз делать доклад обо всех ваших перемещениях и совершенных телодвижениях, но непременно не ранее десяти часов вечера… следовательно, об обстоятельствах, происходящих сейчас за пределами сего дома, мне, к сожалению, ничего не известно.

– Ну, а «разодетые пассажиры»? – намекая на внезапное нападение японских головорезов, повторил любознательный Мэссон вопрос, заданный немногим чуть ранее.