Авантюра времени

Таким образом, анализ феномена внутривременности предстает в новом свете. Всякий феномен раскрывается в своей действительной новизне в той мере, в какой описание, под которым он может предвидеться и ожидаться, не исчерпывает его определений в момент его явления. В то же время это утверждение вовсе не упраздняет возможность предвосхищения некоторых феноменов — тех, которые мы назвали «внутримировыми фактами». Время является условием явления этих фактов в двойном регистре предсказуемости и непредсказуемости. Нет никакого противоречия между гераклитовским «тезисом», согласно которому солнце каждый день новое, и тем, что мы способны предвидеть его ход. Здесь мы впервые получаем возможность соответствовать требованию, которое, как это вполне справедливо подчеркивал Бергсон, не было понято метафизикой времени: требованию придать времени подлинно новаторский характер. Однако, показав возможность подлинной новизны времени, следует еще провести различение между несколькими способами ее явленности или между различными типами новизны, которые соответствуют стольким же видам изменения и возможного опыта этих изменений.

Хотя в одном отношении внутримировой факт ожидаем, он в другом отношении остается несводимым к нашим ожиданиям. Сколь бы предвидимым он ни был, он оказывается абсолютно небывалым в момент своего совершения. Но «небывалый» не означает здесь «неслыханный», а удивление не является следствием обманутого ожидания. Есть удивление, которое не угасает с наступлением факта, — ретроспективное удивление, сопровождающее решающие события и в некотором смысле непреходящее. Даже проходя, они нас обгоняют. В самом деле, событие становится тем событием, каким оно было, только после того, как постепенно введет в приключение того, с кем оно случилось, начаток преображения, в силу которого это приключение никогда больше не будет тем же самым. В отличие от факта, даже неожиданного, событие не просто идет вразрез со сложившимися ожиданиями, но влечет за собой кризис всего горизонта наших ожиданий, делающего наш мир привычным и обитаемым. Событие колеблет наши устои в повседневном мире, поражая возможное в самом его корне. Оно не просто модифицирует некоторые возможности, но перестраивает все поле возможного для того, с кем оно происходит. При этом под ударом события колеблются не только возможности, которые предвидит и ожидает Пришествующий, но также и те возможности, посредством которых он проектирует мир и самого себя в мире, которые структурируют его собственное приключение как постоянный проект самого себя. Следовательно, событие затрагивает и переворачивает не только его миропонимание, но и способ, каким он понимает самого себя, в своей единственности. Эта реконфигурация всех возможностей Пришествующего происходит не тотчас, а открывается как таковая только в учреждающей отсрочке. Даже наиболее захватывающие в момент своего совершения события обретают событийный характер только ретроспективно, в той мере, в какой они потрясают наши возможности, делают тщетными наши планы, преображают мир. Событие не есть, оно им будет как ставшее. Время события есть предшествующее будущее время (future antérieur). Только постфактум событие становится тем событием, каким оно было: только постфактум, в a posteriori, которое составляет содержательный смысл a priori в его априорности. Даже событие самое потрясающее, самое захватывающее в тот момент, когда оно совершается и становится фактом, заявляет о себе как событии только тогда, когда оно уже прошло, в свете своего собственного будущего, т. е. в свете возможностей, которые оно приносит с собой и своим наступлением делает возможными.