Авантюрист

Нехорошая догадка пронзила мое сознание. Пытаясь сдержать нервное возбуждение, я ходил и сжимал-разжимал кулаки. Понизив голос, продолжил:

— Планшет, планшет… Он не просто так его взял! Либо должен его вернуть, либо знает, кому продать. Понимаешь?! Это выход на организацию, у которой мы ружья и гамионы отняли. Он не планшет продаст, а наши головы. Он не должен добраться! Городецкий говорил, что у того, кто их нанимал, тоже имелся такой планшет. Узнай у Самсона и Оркана, кто это был, где, когда, приметы нанимателя, может, тайные слова для опознания, в общем, все, что скажут. Они теперь с нами в одной лодке, должны помогать, но суть дела пока не открывай. Ты грамотный?

Акинф утвердительно кивнул. Задачу изложил скороговоркой, но повторять не пришлось.

— Возьми из офицерских вещей бумагу, запиши все, что скажут, любую мелочь. Кажется, это дело не на одну трубку…

— Граничары сторожат ущелье крепко.

— Верно! Так-так! Он же спал на ходу и миновать патрули никак не мог. Либо гада подстрелили, и теперь наши деньги и планшет в тайной захоронке, либо он затаился в лагере. Будем искать. Но прежде позавтракаем.

Хорошо, что не позволил себе набить пузо, как привык в той, прежней, жизни. От вида ран и людских страданий, запахов полевого госпиталя пополам с другими «ароматами» делалось невыносимо дурно. Крепился, двигаясь на ватных ногах от кучки мужичков с самодельными костылями до последнего пристанища безнадежных в отдельно стоящей палатке, затем от лежака к лежаку с теми, кто, по мнению Немчинова, должен пойти на поправку.

Медперсонала сильно прибавилось: дюжие древичи-санитары уносили на носилках покойника, сновали с кружками-плошками и всякой медицинской поклажей в руках девушки в белых платках. Много новых лиц и среди раненых. Волонтерам осада и штурм артиллерийской батареи обошлись немалой кровью. Да и полк Фишера подбросил примерно капральство заболевших во время марша кишечной пакостью солдат — их устроили вдалеке, как того требовали наставления.

— Прохор! Жив! — В ту же секунду я пожалел, что крикнул это нелепое «жив». И без того уже вчера знал, что жизнь каптенармуса вне опасности.

В глазах Смирнова стояли слезы, а перебинтованные руки указывали на перетянутую полотном культю ниже колена правой ноги. Рядом находилась очень молодая девушка в светлом переднике с вышитым листом Асеня. Несмотря на покрасневшие от слез глаза и распухший нос, весьма симпатичная.

— Вот, ваше благородие… отбегался Прошка, — надсадно прохрипел раненый, силясь приподнять голову. Сестра милосердия отерла полотенцем капли пота с его серого лба.

— Ты мне это брось! Отбегался! Еще на свадьбе своей спляшешь! — совершенно искренне попытался приободрить начвора. Говорил громко, поскольку Прохор пережил контузию.

— Так не можно же нам, — горько оскалился мужчина.

— Как это не можно? Как я скажу, так и будет! А я говорю — можно! Ты теперь свободный человек, Прохор Смирнов, и при деньгах…

— Да как же… вашбродь, не гоните! Служить буду-у! Я могу-у! — в голос зарыдал искалеченный солдат и потянул ко мне руки. Девица вскочила испуганной наседкой, не зная, то ли беспокойного пациента успокаивать, то ли с ним заодно меня умолять.

В русинских батальонах разрешение на брак давал командир части. Естественно, не бесплатно. Память Ральфа не сохранила ничего о запретах для солдат погибшего батальона. Прохор из моих слов заключил, что я отправляю его в отставку, утешая возникшей возможностью жениться и добытыми деньгами. Надо следить за языком, а то по сердцу резануло. Оно у меня всего одно, и не стальное.

— Да не гоню я тебя, солдат! Служить будешь. Прогонять в мыслях не было. Да ляг и успокойся! Ляг! Нет в моем отряде рабов, вот я о чем. Понимаешь? Понимаешь?!

— Да!

— Вот и хорошо, — сжал его руку выше локтя, чтобы гарантированно не бередить ран.

— Батюшка… благодетель…

— Тьфу! Ты сам заслужил храбростью своей и геройством! Сам видел, что на болоте никого не бросили, ни в плену у поганых никого не оставили, как княжна велела. У трактира всех собрали и вывезли! Неужто сейчас кого бросим? — обернулся к другим солдатам, которых незаметно собралась изрядная толпа. — Ты ж гренадер! У гренадеров вместо слез пули! Да чего ревешь-то?

— Вспомнилась жинка моя Катерина. Под князьями осталась…

За тысячи километров друг от друга. Муж под присягой и смертью, жена в крепостной зависимости. И после этого «Ромео и Джульетта» трагедия?!

— Ну, понимаешь, только собрался на твоей свадьбе гульнуть! А если есть жена законная, надо ей при муже быть. Так, братцы?