Поправил отороченную поверху белым нежным пухом дурацкую треуголку, покрутился в мундире — ох, вовек не рассчитаюсь с милашкой Имирой. Цепь с гамионом на шею — Акинф успел-таки снять ее с того щеголя, которого заколол штыком в начале вчерашнего боя. Чего не хватает для полноты образа? Точно, перебинтовать запястье с браслетом и руку — на перевязь. Не-е, милых сестричек по такому пустяку тревожить чревато, как-нибудь сам. Ординарец догадался, зачем необходим маскарад, и пришел на помощь.
В палатку с извинениями сунулся Наумов. Весь «в мыле» и с деловым до жути лицом.
— Господин Романов, звиняйте, дело есть дело…
— Говори.
— Купец Кауфман и мадама Виолетта Пинкроуз с просьбой. Просят уделить им имущества и припасов. За деньги.
— Они здесь?
— Нет, — мотнул «гривой» Никодим. — Сказал им, заняты вы.
— Молодец, чужим ври, мне не смей. Что за имущество? Для кого?
— Дак девки… непотребные из трактира хотят обустроиться. Шатры, одеяла, ткани, свечи, а лучше лампы, дрова, посуду, провиант… вот список.
— Так уж и непотребные… — Последний узел на повязке вокруг запястья, и с маскировкой браслета закончено.
Акинф с Никодимом синхронно ухмыльнулись простецкой шутке.
— Так купить хотят или в аренду? — уточнил я.
Вчера стало ясно, что обоз перегружен добычей. Заманчиво превратить часть ее в деньги, для удобства транспортировки и дележки. Иначе снова придется бросить добро, чтобы вывезти всех раненых.
— Выходит, купить, — выдохнул обозный глава. — На повозки размахнулись, да я отказал. Во Фрайбург они задумали идти.
— По повозкам намек понял, потороплюсь, а то перекупят. Хм, интересно, откуда у Кауфмана деньги? По их просьбе — давай так. Мне от тебя нужен отчет, чем богаты. От того и плясать будем. Пока же сам реши, чего дать из мелочей, нам не нужных, и сколько денег взять. Но прежде главные дела сделай…
— Не извольте беспокоиться! — заверил меня Наумов и задернул вход в палатку.
До Фишера не добрался. Со стороны полковой гауптвахты доносился барабанный бой и хлесткие удары. Прежде чем перед нами развернулась отвратительная сцена, меня посетила догадка, что предстоит познакомиться еще с одной деталью местного колорита — телесными наказаниями в Армии Освобождения. Так и оказалось. Вдоль скалы расположились две шеренги фрайбургских гренадеров, вооруженных прутьями. Между рядами под барабанную дробь пропускали голых по пояс шестерых бедолаг с разукрашенными спинами. Экзекуция длилась уже долго — вспомнил, что барабаны в этой части лагеря начали выбивать дробь, когда я возвращался из госпиталя.
Главный распорядитель мероприятия, грузный офицер в красном мундире и белых облегающих брюках, поприветствовал меня на имперском наречии. Вчера при штабе я его не видел. Этикет требовал ответить тем же:
— Лейтенант Романов, барон. Кого имею честь приветствовать?
— Капитан Эдвард Ван Хорн. Как вам погодка? Душновато, не так ли?
Погодка? Еще бы фуфайку напялил! Помимо мундира толстого сукна капитан облачился в светлый толстый жилет, из-под которого виднелась рубашка или сорочка. Упомянутые ранее брюки из ткани тонкой выделки спускались в высокие черные сапоги. Образ дополнял сияющий золотом массивный горжет с двумя маленькими гамионами, трехцветный офицерский пояс. Его нобильшверт с золоченым эфесом покоился на богатой перевязи с пышными кистями, а вот свой титул господинчик не назвал. Следовательно, капитан небрежен в общении.
Ван Хорна сопровождал пожилой осанистый лакей в полувоенном наряде, но без оружия. Мужчина носил на лице пышный и густой монолит из усов и бакенбард, тщательно брил подбородок. На седой голове гордо красовался колоритного вида берет с помпоном. Ральф ничего не сообщил об этом слуге, а мне, смущенному видом телесного наказания, было не до уточнений национальности лакея.
Здравия желать этому извергу Ван Хорну совершенно не хотелось, и, чтобы вновь не попасть впросак, я мысленно воззвал к Ральфу, чтоб узнать, как тут принято обращаться к вышестоящим из другого подразделения. Но капитан меня опередил, зашептав, выделяя интонацией наиболее важные для него слова:
— Лейтенант — это ваше ОФИЦИАЛЬНОЕ звание? Насколько мне известно, ВАШИ ЗВАНИЯ идут с понижением от общеармейских на ступень для как это… конспирации. Так что мы с вами, выходит, ровня?
— Выходит, господин капитан, в хозяйстве полковника Фишера неизвестно, что есть военная тайна, — ответил я ледяным тоном. — Я выполняю специальное поручение штаба армии и не волен сообщить ничего сверх того. Прошу принять ситуацию как она есть.
На последней фразе приложил правую руку к сердцу, как принято у имперских нобилей. Для полноты образа.
— Понимаю, — капитан приподнял короткий кивер с массивной бляхой и пышной «метелкой» за кожаный козырек, обнажая недлинные рыжие волнистые волосы. — Могу называть вас Богдан?
— Если вам будет угодно, Эдвард.