Авантюристы

— Не могу знать. Видела только, что в большом обществе изволили на прогулку отправиться и в нескольких экипажах.

— И с дамами?

— Поехали с ними и дамы.

Наступило молчание. Камер-фрау, высокая женщина с бледным, рябым лицом и впалыми глазами, в нетерпении переминалась с ноги на ногу, посматривая на работу, которую она должна была бросить и за которую ей хотелось скорее приняться, а княгиня в нерешительности то заглядывала в окно на двор, по которому перебегали слуги, то на дверь, которую она войдя оставила непритворенной.

— Великая княгиня видела сегодня сына? — продолжала помолчав свой допрос княгиня.

— Нет-с.

— А князь Барский был?

— Я не видела, — угрюмее прежнего вымолвила камеристка.

— К вечеру никаких приготовлений не делается?

— Не знаю-с, мне ничего не приказано.

Княгиня раскрыла свой веер и раза два опахнула им свое пылавшее лицо.

— Мне надо видеть великую княгиню, я к ней пройду, — отрывисто заявила она, повертываясь к двери.

— Как вам будет угодно, но только, как я вашему сиятельству докладывала, они не приказывали себя беспокоить.

— Вас не спрашивают, я знаю, что делаю! — надменно возразила княгиня, выходя из комнаты в длинный светлый зал, с запертой дверью в конце.

Камер-фрау молча села за работу, а княгиня, нервной походкой пройдя зал, остановилась перед запертой дверью и постучала в нее.

Ответа не последовало.

День клонился к вечеру, но было еще жарко, и великая княгиня в белом батистовом пеньюаре сидела у окна, открытого в цветник, окруженный деревьями. Облокотившись на стол и поддерживая ладонями голову с распущенными волосами, такими длинными и густыми, что они покрывали ее, как плащом, спускаясь до полу, — Екатерина Алексеевна так углубилась в чтение книги, в тяжелом кожаном переплете, что ничего не слышала: ни шороха у двери, ни стука. Царившая кругом тишина нарушалась только стрекотанием кузнечиков в траве, под листвой деревьев, насквозь пронизанных лучами заходящего солнца, да шелестом переворачиваемых листов в книге.

А в зале княгиню все больше и больше разбирало нетерпение. Все раздражительнее и раздражительнее раскрывала она и закрывала свой веер, шурша шелковыми юбками и гремя драгоценными украшениями, и наконец решилась снова постучать, сильнее прежнего.

Но и на этот раз ответа не последовало.

Вдруг в голове Екатерины Романовны мелькнула мысль, от которой она вспыхнула под румянами, густо покрывавшими ее щеки. Порывистым движением пригнулась она к замочной скважине и стала смотреть в нее. Но, кроме края письменного стола с разбросанными на нем в беспорядке бумагами да деревянного стула перед ним, она ничего не видела, а между тем дальше, у окна, присутствие в комнате великой княгини выдавал не только шорох перелистываемой книги, но шепот, поднимавшийся все громче и громче из того угла, где она сидела.

Княгиня, рискуя помять платье и прическу, прильнула ухом к замочной скважине и застыла в напряженном внимании. А шепот между тем превратился в говор: ясно произносились слова хорошо знакомым Дашковой звучным, гибким голосом. Говорила великая княгиня, но с кем и что?

Прошло еще минуты две. Княгиня не отрывала уха от двери. Вдруг она откинулась назад, выпрямилась и, с усмешкой прошептав: «Стихи французские наизусть твердит для прононса!» — отошла к одному из зеркал между окнами и стала оправлять кружева на длинном лифе и пышные, покрытые серенькой пудрой, локоны, откинутые назад с высокого лба, над тщательно выведенными черными бровями, под которыми сверкали блестящие и пронзительные темные глаза.

Оправив свой туалет, Екатерина Романовна снова подошла к двери и на этот раз так сильно постучала в нее, что ей не могли не отворить.

— Это — вы, княгиня? Что случилось? — тревожно спросила цесаревна, привычным движением протягивая руку.

Посетительница машинально поднесла ее к губам и ответила:

— Много нового, ваше высочество. Извините, что я обеспокоила вас, но мне непременно надо было предупредить вас, а мы теперь так редко видимся…

— Но, мне кажется, мы видимся почти каждый день, — заметила великая княгиня с улыбкой.

— Мы видимся, потому что я этого упорно хочу, а не потому, что вы этого желаете…

— Полноте! Попробуйте не приезжать ко мне несколько дней сряду, и вы увидите, что я сделаю…

— Я это отлично знаю — вы совсем забудете про меня. У вас столько развелось друзей, которым я неприятна!

— Опять! — с досадой перебила ее великая княгиня. — Ведь, кажется, было решено, что ссориться мы больше не будем?

— Разве я смею ссориться с вашим высочеством? Я могу только сокрушаться, что утратила любовь и доверие моей госпожи.

— И вы приехали для того только, чтобы сказать мне это?

— Нет, ваше высочество, я приехала, чтобы уведомить вас, что сегодня вечером готовиться демонстрация…

— Какая демонстрация? Я ничего не слышала.

— Вам слышать не от кого, у вас, говорят, и вчера, и сегодня никого не было, — придирчиво продолжала Дашкова, устремляя на свою собеседницу пытливый взгляд, который эта последняя выдержала с таким величавым спокойствием, что княгиня первая опустила глаза.