– Раз так, буду говорить я, – сказал Монбар. – Замечания Филиппа д’Ожерона справедливы. Более того, я считаю их обоснованными. Действительно, невозможно, чтобы флот из пятнадцати вооруженных кораблей мог незаметно приблизиться к берегу. Следовательно, о нашем присутствии здесь должно уже быть известно. Тревога наверняка поднята. Я абсолютно убежден, что в ту самую минуту, когда мы с вами совещаемся, во всех местечках люди хватают оружие и готовятся к решительному сопротивлению. Именно поэтому предложение нашего брата Филиппа, как мне кажется, не должно быть принято. Во-первых, если мы его примем, то потеряем драгоценное время, чем наши враги с радостью воспользуются, чтобы укрепиться и скрыть богатства, которые мы ищем. Во-вторых, каковы бы ни были известия, которые доставит нам бригантина по возвращении, даже если предположить, что испанцы не раскусят нашей хитрости и позволят бригантине беспрепятственно выполнить задание, эти известия будут совершенно бесполезны при высадке, которую мы собираемся предпринять, поскольку, я полагаю, Филиппу д’Ожерону, так же как и мне, хорошо известно расположение здешних мест и он прекрасно знает, что всякий другой путь для нас закрыт и что пытаться высадиться где-то в другом месте, чтобы потом пешком добираться до Маракайбо, значило бы рисковать потерей всех наших людей. Ведь эти места изобилуют болотами, рвами, бесчисленным множеством рек, лесов с деревьями, острые листья которых режут, как сабли, и, помимо всего прочего, здесь обитают племена неукротимых дикарей-людоедов, от которых нам пришлось бы беспрестанно отбиваться.
– Было бы чистым безумием подвергаться подобным опасностям без всякой надежды на результат, – заметил Морган.
– Каково ваше мнение? – спросил Пьер Легран.
– Я угадываю мысль адмирала! – вскричал Олоне, ударив кулаком по столу. – Он хочет храбро идти вперед и прямо атаковать город! Черт побери! Будь этих демонов-испанцев десять против одного, разве мы не сладим с ними? Нам не впервой!
– Говорите, адмирал, говорите! – вскричали капитаны.
– Да, говорите, Монбар, – продолжал Олоне. – Только вы способны возглавить это дело.
– Братья, – ответил Монбар, вставая, – Олоне угадал мое намерение. Я считаю, что нельзя дать врагу времени опомниться, надо решиться на немедленный приступ города. Я жду вашего решения.
– Бычье сердце! – вскричал Олоне, это было его любимое выражение. – Никто не будет против, я ручаюсь за это. Совершенно ясно, что это лучший из возможных планов.
– Члены совета принимают план, предложенный адмиралом, – провозгласил Морган, посовещавшись с капитанами, – и просят как можно скорее привести его в исполнение.
– Братья, – сказал Монбар, – флот снимется с якоря через два часа. Прошу вас быть готовыми к высадке. Возвращайтесь на свои корабли, чтобы сделать последние приготовления. Совет окончен. Любезный Морган, вас я попрошу еще на несколько минут задержаться. Нам нужно как следует обо всем договориться.
– Я к вашим услугам, брат, – ответил Морган.
Капитаны поклонились и вернулись на свои шлюпки – все, кроме Моргана, который остался в каюте вместе с Монбаром, и Франкера, который, как и обещал, ждал, прохаживаясь по палубе, донью Клару, чтобы отвезти ее обратно на свой корабль.
Глава XVIII
Агуир
В то время как флибустьеры приближались к острову Аруба и высаживались на берег, чтобы, по их выражению, налететь коршунами на Маракайбо, несчастный город, не подозревая об ужасной опасности, нависшей над ним, смеялся и плясал – словом, пировал напропалую.
Был разгар сезона прибытия судов из Европы, когда испанский флот вошел в бухту и бросил якорь в виду города.
Колонисты, восемь месяцев в году оторванные от материка, слишком удаленные от таких больших центров, как Веракрус, с трудом могли доставать вещи первой необходимости. Каждый год они с живейшим нетерпением ждали появления кораблей, чтобы обменять табак, какао, строевой лес, золото, серебро, жемчуг на различные европейские товары: инструменты, муку, материи и многое другое.
На этот раз корабли прибыли прямо из Кадиса, без захода в другие гавани, и поэтому они доверху были наполнены грузом.
В город беспрестанно входили мулы, тяжело навьюченные тюками. Они проходили по улицам, весело бренча бубенчиками.
На Пласа-Майор, или Главной площади, по приказанию губернатора были раскинуты шатры, построены навесы для временных лавок. Одним словом, это была ярмарка, которая должна была продлиться месяц и во время которой, по милости прибытия чужестранцев, население города увеличилось почти вдвое.
По вечерам улицы освещались ярко, как по волшебству, и на всех площадях танцевали с тем увлечением и с теми веселыми криками, которые составляют самую привлекательную сторону характера южных народов, веселых и беззаботных.