Авантюристы. Морские бродяги. Золотая Кастилия

– Выходите все, – сказал дон Фернандо твердым голосом. – Бросайте оружие: вы пленники.

– Нет, – с живостью обратился Филипп к солдатам, которые стали за спиной своего командира, – оставьте себе ваше оружие, храбрецы. Вы свободны, ступайте.

– Ступайте, ребята, – сказал губернатор, делая им рукой прощальный знак, – пользуйтесь дозволением, так любезно дарованным вам, и поскорее укройтесь в безопасном месте.

Видя, что солдаты, верные своему командиру, колеблются, дон Фернандо прибавил тоном, не допускавшим возражений:

– Уходите. Я так хочу.

Бедняги бросились в чащу, где немедленно исчезли. Флибустьеры даже не повернули головы в их сторону.

– Благодарю вас за ваш благородный поступок, – обратился губернатор к Филиппу. – Донья Хуана, будьте счастливы и сохраните воспоминание обо мне в вашем сердце. Я любил вас, как отец.

– О, мы не расстанемся! – вскричала молодая девушка, бросаясь к нему на шею.

– Мы расстанемся скорее, чем вы думаете, бедное мое дитя, – прошептал он, целуя ее, – я благословляю вас!

Он отстранил ее рукой и обернулся к Филиппу, который неподвижно стоял рядом, наблюдая эту сцену.

– Такой старый солдат, как я, пощады не принимает и не отдает своей шпаги никому, даже такому храброму дворянину, как вы, – сказал он. – Прощай все, что я любил! Да здравствует Испания!

Прежде чем можно было догадаться о его намерении, он выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил себе в голову.

Донья Хуана отчаянно вскрикнула, бросилась к своему опекуну, но пошатнулась. Филипп едва успел подхватить ее, лишившуюся чувств, на руки.

– Ни слова обо всем, что здесь произошло, братья, – сказал молодой человек флибустьерам.

– Клянемся! – ответили они, невольно взволнованные этой трагической сценой.

– Ей-богу, жаль, что он убил себя! – воскликнул Данник. – Храбрый был солдат, клянусь своей душой!

Глава XXIV Добыча

Прошел месяц после взятия Гибралтара. Флибустьеры вернулись в Маракайбо, но возвращение их походило скорее на побег, чем на торжество. Флибустьеры бежали не от людей, а от врага гораздо более страшного и неумолимого: чумы. Мы расскажем в двух словах о причинах появления чумы, заставившей победителей так поспешно ретироваться.

Испанские пленные были размещены в церквях, в ужасной тесноте. Женщины и дети, старики и даже невольники – все содержались вместе. Их заперли, и о них забыли. Они умирали с голоду, но их страшные крики ни на минуту не отвлекали флибустьеров от грабежей, которым они, по своему обыкновению, неустанно предавались, относя с честностью, замечательной в подобных людях, все вещи в общую кучу, в ожидании раздела.

Первое время трупы испанцев сваливали на негодные лодки и топили в озере, но скоро флибустьерам надоела эта отвратительная работа, так что пленные, умиравшие от голода в церквях, и флибустьеры, погибавшие каждый день от ран в своих домах, не были прикрыты землей и становились добычей хищных птиц и насекомых.

Эта непростительная небрежность скоро принесла свои плоды: вспыхнула эпидемия чумы, что было неизбежно в таком жарком климате. Многие флибустьеры скоропостижно скончались, у других открылись прежние раны и началась гангрена.

Наконец смертность приняла такие устрашающие размеры, что флибустьеры поняли: если они дольше останутся в Гибралтаре, то ни один из них не вернется на Тортугу.

Монбар отдал приказ готовиться к отъезду, однако прежде послал двоих флибустьеров к беглецам, прятавшимся в лесу, сказать, что если в два дня они не заплатят десять тысяч пиастров, то город будет сожжен.

Срок прошел, деньги принесены не были. Монбар, неумолимый, как всегда, велел поджечь город. Те немногие жители, что оставались в своих домах, бросились к ногам свирепого флибустьера, обещая двойной выкуп, если он пощадит их жилища. Монбар согласился на новую отсрочку. Двадцать тысяч пиастров были отсчитаны. Но половина города была уже уничтожена пламенем.

Так, оставив после себя только трупы и пожарища[45], распрощались флибустьеры с несчастным Гибралтаром.

К тому времени жители Маракайбо уже успели вернуться в свой город. Появление флибустьеров снова повергло их в отчаяние. Монбар наложил контрибуцию в тридцать тысяч пиастров, если жители не желают подвергнуться новому грабежу. Сопротивление было невозможно, жители согласились.

Тогда флибустьеры вошли в город, и, пока жители Маракайбо собирали обещанный выкуп, они, под предлогом того, что монастыри и церкви не включены в договор, с беспримерным рвением принялись за разграбление украшений, распятий, священных сосудов и даже колоколов, отвечая на робкие замечания жителей, что хотели использовать эти вещи при сооружение капеллы Божьей Матери на острове Тортуга.

Наконец флибустьерам было уплачено тридцать тысяч пиастров, и жители, желая, чтобы они поскорее убрались, дали им сверх того пятьсот быков на прокорм участников экспедиции.