Это письмо, надменное и грозное, возымело эффект, обратный тому, которого добивался вице-король. Отняв у флибустьеров всякую надежду на спасение, оно возвратило им их свирепость и неукротимую отвагу. Они пришли в негодование, увидев, что с ними обращаются с таким презрением.
Монбар решил, что письмо должно быть зачитано перед всеми Береговыми братьями.
– Я не узнаю вас, друзья! – вскричал он. – Как вы позволяете оскорблять себя подобным образом человеку, который ни разу не мерился с нами силой в сражении? Или вы решили подвергнуться постыдному наказанию, которым дерзкий враг хочет унизить ваше достоинство? Хорошо же! Покоряйтесь, но я не стану разделять вашего малодушия. Я считал себя предводителем неустрашимых корсаров! Если я ошибся и вы уподобились бабам, дрожащим при звуке голоса испанца, я не хочу вас знать! Вы свободны, ступайте, протягивайте ваши руки навстречу цепям и целуйте руку палача!
Эта пылкая речь была принята с глухим ропотом, краска стыда выступила на лицах флибустьеров, гнев возвратил им мужество.
– Веди нас на неприятеля! – закричали они. – Пока в наших жилах остается хотя бы одна капля крови, иди вперед, Монбар! Даже раненые последуют за тобой ползком.
– Вы твердо решили повиноваться мне? – спросил он.
– Да, да, приказывай, мы твои!
– Ну, – продолжал Монбар, снимая шляпу и приложив руку к сердцу, – клянусь вам, друзья, что этот дерзкий испанец заплатит жизнью за свое бахвальство и что мы выберемся целыми и невредимыми из засады, в которую он льстит себя мыслью завлечь нас!
– Да здравствует Монбар! – с восторгом взревели флибустьеры.
При этих словах все сомнения исчезли, флибустьеры были уверены в победе.
– А теперь, – продолжал Монбар, – поклянитесь, братья, что вы будете драться до последнего вздоха, не требуя пощады.
– Клянемся! – закричали флибустьеры в один голос, размахивая над головой оружием.
Монбар повернулся к испанскому офицеру, который присутствовал при этой сцене.
– Возвращайтесь к вашему командиру, сеньор кабальеро, – презрительно сказал Монбар, – и перескажите ему все, что вы видели и слышали. Пусть он узнает, что Береговые братья всегда сами диктуют условия, но никогда не принимают их. Отправляйтесь, сеньор, вы исполнили ваше поручение, вам нечего больше здесь делать. Прощайте!
Офицер поклонился и ушел в сопровождении Моргана. Тот довел испанца до бригантины, чтобы защитить от оскорблений флибустьеров, многочисленные толпы которых ходили по улицам и которые, будь парламентер один, зарезали бы его без всякого зазрения совести – так велика, особенно в эту минуту, была их ненависть к испанцам.
Морган вежливо простился с парламентером и вернулся к своим товарищам, собравшимся на совет в церковь, где утром проходил раздел добычи.
Очутившись в безопасности на своем корабле, испанский офицер вздохнул с облегчением: он не надеялся так дешево отделаться. Не теряя времени даром, он снялся с якоря, и через десять минут бригантина на всех парусах устремилась к фрегату вице-короля. Но офицер счел себя в полной безопасности только тогда, когда флибустьерский флот окончательно исчез за его спиной и перед ним замаячили высокие мачты испанских кораблей.
Глава XXV
Семейная сцена
Ненависть – плохая советчица. Герцог Пеньяфлор, ослепленный своей ненавистью к Монбару, допустил роковую ошибку.
Если бы он внезапно вошел в эти воды и напал на флибустьеров, испуганных его неожиданным появлением во главе сил, в несколько раз превосходящих их собственные, то, без всякого сомнения, он победил бы противника и заставил его если не сложить оружие, то, по крайней мере, возвратить добычу и невольников и отказаться, может быть надолго, от дерзких набегов на испанские колонии.
Но герцог Пеньяфлор, следуя своим чувствам и презрев долг, оставив флибустьерам сомнительный выбор между бесславием и смертью, вернул им всю их былую энергию. Береговые братья решили вступить в смертельную схватку, надеясь спастись благодаря своей отваге.